Эрнест Цветков - Досье на человека

– Это мой прапрадед, – прошептал Кирога. – Чего ему надо?

Тут я почувствовал на плече своем что-то теплое и мохнатое. Захотел обернуться, но вспомнил предостережение Кироги. Не стал оборачиваться. Только напрягся и как бы сжался внутренне.

А мохнатая лапка шебуршит по плечу, щекочет затылок. А прапрадед Кироги спереди, из зеркала очи страшные свои выставляет и что-то шамкает губищами.

– На шабаш зовет, – пояснил Кирога.

– Что за шабаш?

– С ведьмами и прочей нечистью.

– А зачем он нас зовет?

– Чтобы душами насытиться нашими. Он душу у каждого из нас выпьет и мертвяками сделает. И будем такими же, как он.

– Не хочу быть мертвя ком.

– И я не хочу. Потому и не оглядывайся.

Сзади что-то захихикало и потянуло к себе. Упираюсь. Не даю уволочь. Не хочу быть мертвяком. И душу хочу сохранить. А прапрадед из зеркала руки свои тянет. И тут могильным холодом потянуло. Свечечка, пошатнувшись, упала. И затопило комнату мраком. Кирога исчез. Я остался один. Глаза покойного старика жадным огнем горели у самого лица моего. Воздух наполнился запахом плесени. Неужели Кирогу на шабаш уволокли?

Дверца скрипнула. Не могу теперь пошевелиться. Застыл, как изваяние. Прощай жизнь. Прощайте все. И не поминайте лихом. Сейчас я сгину. По душу мою грешную явились посланники темного мира.

Но… нет, не может быть! Неужели спасение? Оно! Оно! – дворник заскрежетал лопатой. Утро, стало быть, на подходе. И от радости закукарекал я петухом. Ку-ка-ре-ку! У-у-у…

Наваждение исчезло. И Кирога лежал рядом и похрапывал.

Во время то ли одной из медитаций, то ли сна я открыл новую страну.

В ней живут человоки. Они мало чем отличаются от людей нашей цивилизации, а тамошние порядки, хотя и кажутся на первый взгляд несколько необычными, все-таки…

Передо мной лежал город. Он лежал на склоне холма и был похож на муравейник. Множество двухэтажных домиков, розовых, голубых, желтых, зеленых, тонущих в экзотических зарослях, взбегало вверх по склону. От меня врассыпную разбежались улицы, улочки, переулки. Они оборачивались, дразнились и ныряли в живописные чащи акаций, где и исчезали бесследно. Я направился по одной из них. Но через несколько десятков метров полоска из серого булыжника круто завернула, потом еще несколько раз – наподобие пружины от часов. В конце концов я дошел до конца и понял, что попал в тупик.

Надо возвращаться. Но как?

… ибо в замешательство меня привела табличка, прибитая к дереву в стороне от дороги:

И я попятился назад. И вышел совсем не туда, откуда начал свой путь.

«Начинается», – подумал я.

– Чинается – ся – ся, – кто-то повторил гулко. «Что такое»? – я оглянулся с опаской.

– Такое… кое… кое…

Слева от себя, шагах в пяти, я увидел колодец. Краснокирпичный цилиндр с черепичной крышей.

«Ну что ж, попью водички прохладной», – обрадовался я.

– Дички… ички… чки… ки… ки-ки-ки… ладной. – Эхом отозвалось рядом.

– Что такое?! – уже воскликнул я.

А вокруг не было ни души. Лишь колодец, пальма да я.

Взглянул я на пальму – может попугай там сидит и дразнит меня? Но нет… вместо птицы увидел прибитую табличку: «Эхо-колодец, чудо природы и рук человеческих. Улавливает мысли и отражает».

«Так вот и вся разгадка», – подумал я.

– гадко, гадко, гадко, – отозвался колодец. Я обиделся.

– А зачем же мысли-то перевирать?

– ать-ать-ать.

– Надо убираться отсюда поскорей.

– ей-ей.

– Но куда?

– Да!

Тут я приметил тропинку и решился пойти по ней, и пошел. Мы вместе с нею петляли, крутились. Словно веселили друг друга. Но недолго веселье наше длилось. Первым загрустил я, уставший и раздраженный.

Я присел возле кустика. Рядом камень лежал. Я задрал на него ноги, сам же улегся под кустиком. Но и тут я табличку увидел:

Я решил последовать совету, но тут же встал перед проблемой. И проблема стояла передо мной, насупившись, упершись руками в бока и, словно безмолвно о чем-то меня вопрошала. И вот о чем вопрошала: «Ежели уносить ноги, то как самому-то идти?»

Проблема грозно надвигалась на меня, и я рисковал быть ею опрокинутым. Чтобы этого не допустить, я принялся активно соображать. И тут осенило меня… «Чтобы унести ноги, надо сделать их в руки, или – руки в ноги». Так я и поступил. И успешно. И снова оказался у колодца. «Ну вот и хорошо», – мысленно воскликнул я.