Мэтт Хейг: Влюбиться в жизнь [Как научиться жить снова, когда ты почти уничтожен депрессией]

Снотворное помогло мне прийти в достаточно сносное состояние, чтобы отправиться домой.

Я помню наш последний день в Испании. Я молча сидел за столом, в то время как Андреа объясняла, что мы уезжаем, Энди и Дон — людям, на которых мы работали и на чьей вилле мы жили.

Мне очень нравились Энди и Дон, они были хорошими людьми. Несмотря на то что они были на несколько лет нас старше, с ними было легко общаться. Они же были организаторами главной вечеринки на Ибице — Манумиссии. Начало ей было положено несколько лет назад в манчестерской гей-деревушке, а какое-то время спустя она превратилась в аналог «Студии 54» [3] «Студия 54» — культовый ночной клуб, открытый в 1977 г. в Нью-Йорке. , к 1999 году став эпицентром ночной жизни, магнитом для таких звезд, как Кейт Мосс, Джейд Джаггер, Ирвин Уэлш, Жан-Поль Готье, Хэппи Мандейз, Фэтбой Слим, и просто тысяч европейских любителей ночных клубов.

Поначалу работа на этой вечеринке казалась мне раем, но теперь мысли о музыке и радостных людях были сродни ночному кошмару.

Энди и Дон не хотели, чтобы Андреа уезжала.

— Почему бы вам не остаться? — спросили они. — С Мэттом все будет в порядке. Он нормально выглядит.

— Нет, не нормально, — ответила Андреа. — Он болен.

У меня никогда не было тяги к наркотикам, по крайней мере по стандартам Ибицы, но вот алкоголь никогда не оставлял меня равнодушным. Я был вечным студентом, обожествляющим Буковски, который сидел на солнце в уличной кассе и продавал билеты, параллельно читая романы (работая продавцом, я познакомился с волшебником по имени Карл, который дал мне романы Джона Гришэма взамен на Маргарет Этвуд и Ницше) и потягивая спиртное. При этом мне до безумия хотелось, чтобы я в жизни не пробовал ничего крепче кофе.

Ни диазепам, ни снотворное никогда не помогали мне чувствовать себя нормально. Я оставался все таким же больным.

Зря я пил столько бутылок испанского вина и водки с лимоном. Мне нужно было всего лишь нормально завтракать и немного больше спать.

— Но он не выглядит больным, — сказала Дон. У нее на лице все еще были блестки, оставшиеся после вчерашней ночи. Они вызывали у меня тревожность.

— Простите меня, — сказал я слабым голосом, желая, чтобы моя болезнь выглядела более заметной.

Вина раздавила меня, как удар молота.

Я принял еще одну таблетку снотворного и дозу диазепама, после чего мы отправились в аэропорт. Вечеринка была окончена.

Ни диазепам, ни снотворное никогда не помогали мне чувствовать себя нормально. Я оставался все таким же больным. Под влиянием снотворного активность мозга замедлялась, но я понимал, что в действительности ничего не изменилось. Много лет спустя, снова вернувшись к выпивке, я часто пытался справиться с умеренной тревожностью с помощью алкоголя, зная при этом, что тревожность никуда не исчезнет, но к ней неизбежно добавится еще и похмелье.

Я рад, что сейчас могу открыто заявить о своем негативном отношении к таблеткам, при этом я понимаю, что некоторым людям они помогают.

Кому-то препараты позволяют заглушить боль навсегда и изменить жизнь к лучшему. Для других они являются временным, но долгосрочным решением проблемы. Многие просто не могут обходиться без таблеток. После сбивающих с толку панических атак, наступающих в результате приема диазепама, я стал так сильно бояться лекарственных средств, что не принимал ничего, что помогло бы мне побороть депрессию (в отличие от паники и тревожности).

Лично я рад, что смог справиться с депрессией практически без лекарств.

Я рад, что сейчас могу открыто заявить о своем негативном отношении к таблеткам, при этом я понимаю, что некоторым людям они помогают.

Испытывая боль, не заглушенную «анестезией», я познал ее очень хорошо и стал чувствовать малейшие изменения в своем сознании. Однако мне все же любопытно, помогли бы таблетки уменьшить мои страдания, если бы я панически их не боялся. Боль была настолько интенсивной и продолжительной, что даже при одной мысли о ней у меня до сих пор перехватывает дыхание и сердце ненадолго останавливается.

Помню, как однажды я сидел на пассажирском сиденье в автомобиле, когда меня охватил свинцовый ужас. Мне пришлось встать с сиденья, моя голова уперлась в крышу машины, тело пыталось вылезти из самого себя, кожа двигалась, мысли в голове роились. Было бы лучше никогда не знать этого ужаса, и если бы таблетка помогла, мне следовало принять ее. Если бы что-то облегчило эту агонию разума (агония — очень подходящее в данном случае слово), то, возможно, было бы легче оправиться от происходящего. Но, не принимая таблеток, я оставался в контакте с самим собой. Это помогло мне понять, что именно улучшает мое самочувствие: физические нагрузки, солнечный свет, сон, долгие разговоры и т. д.