Кристофер Лукас - Молчаливое горе - Жизнь в тени самоубийства (фрагменты из книги)

В проигрыше остается прежде всего тот, кто пережил самоубийство близкого, но у него ведь еще есть взаимоотношения с другими людьми. Человек портит жизнь не только себе, но и другим.

ЭРИК: Мой сын Альберт совершил самоубийство немногим более года назад. Ему ставили диагноз шизофрения, и он болел ею пять лет. Два раза он предпринимал попытки покончить с собой. Однажды на мосту он снял с себя одежду, хотя был ноябрь, и собирался прыгнуть в реку, но его остановил проезжавший мимо мотоциклист. После курса лечения в больнице его выписали.

Семнадцатого января, в четверг, был сильный снегопад, и я остался дома. Примерно в четыре часа дня Альберт сказал моей жене, что ему плохо и он хотел бы вернуться в больницу, чтобы его посмотрел врач, который лечил. Я спросил, в чем дело. Он сказал, что слышит «голоса».

Человеку, который рассказывает эту историю, Эрику, шестьдесят лет с небольшим. На протяжении всей беседы его голова остается опущенной, голос приглушен, настроение подавленное. Он почти на грани нервного срыва. Он работает учителем в большом городе. У нас возникает чувство, что свою историю таким образом он рассказывает уже много раз. Только когда речь доходит до врачей в больнице, его голос повышается, наполняясь презрением и гневом.

ЭРИК: Поговорив с Альбертом пять минут, врач позвал меня в кабинет. Я спросил: «Альберт рассказал Вам, что слышит голоса?» «Ну, — сказал врач, — он просто галлюцинирует». — «А он сказал Вам, что они приказывают ему совершать ужасные вещи?» — «Это ничего, я дам ему таблеток». Мне хотелось, чтобы врач оставил его в больнице, и это было бы совершенно правильное решение. Вместо этого он отшутился и сказал: «Ему нужно принимать таблетки». У меня до сих пор сохранился тот флакон. Я подал в суд на врача и больницу потому, что он велел мне забрать Альберта домой.

На следующий день Эрик пошел на работу. А его сын залез на крышу небоскреба и бросился вниз.

Та женщина позвонила охраннику и сказала, что Альберт собирается прыгнуть вниз, но тот отказался снять его. Альберта можно было спасти.

Я отец, я ничего не забыл. Просто не могу выбросить все это из головы.

На этом месте Эрик снова опускает голову и смотрит вниз. Его голос становится тише.

Вот и вся история.

Позже мы узнали, что Эрик подал в суд также на владельцев здания за то, что его сыну не помешали броситься вниз, не спасли.

В Эрике необычно не то, что он подавлен смертью сына или сердится. Исключительно то количество энергии, которое он тратит, во-первых, на поиски «козлов отпущения», виновных в самоубийстве сына, и, во-вторых, на поощрение собственной боли. Позже во время нашей беседы он сказал:

После того, как мой сын покончил с собой, я сказал, что должен вернуться к работе в школе. Я буквально заставил себя и худо-бедно справлялся с ней, но когда наступил июнь, мне просто захотелось умереть. Я сильно заболел, физически и душевно. Да, я чувствовал вину за смерть сына. Я был уверен, что врач просто убил его, и мне хотелось отомстить ему тем же.

Высказывание о вине Эрик отбрасывает, как будто оно вырвалось случайно, но гнев на врача остается очень сильным. А что с гневом на умершего сына?

У меня никогда не было ненависти к сыну. Я любил его. Я не гневаюсь на него. Я сержусь на себя.

Сделка Эрика состоит в стремлении навсегда сохранить воспоминания о смерти сына. («Я никогда не забуду».) Он «убивает» в себе гнев, который мог бы испытывать по отношению к нему, и испытывает жгучую ярость к себе и «козлам отпущения». Ценой, которую он платит, является плохое телесное и психическое самочувствие («Я тяжело заболел физически и душевно»).

Но погодите, ведь можно возразить: что плохого в том, что человек сердится на врача, халатно отнесшегося к своему пациенту? И разве не верно подать в суд на владельцев здания? Эрик имеет право на восстановление справедливости и те переживания, которые испытывает. Но это не только чувства или борьба за справедливость — здесь сделка, которую заключил Эрик. И он сам говорит или демонстрирует нам, что в ней плохого. Прежде всего, он скрывает от себя и не осознает чувства сильнейшего гнева на сына. А проявление ярости в адрес окружающих не приносит чувства удовлетворения. Он физически и морально страдает.

Это же, видимо, можно сказать и об Аллане, человеке несколько старшем по возрасту, чем Эрик. Он начинает свое повествование с того, какой чудесной была дочь. Он не таит на нее никакого зла и отвергает точку зрения, что она сама в ответе за свою жизнь. Хорошо образованный, со свойственной интеллигентам правильной речью, этот пожилой, сломленный жизнью человек, повышая голос, привлекает внимание к наиболее значимым моментам рассказа.