Робин Скиннер - Семья и как в ней уцелеть

Робин. Верно.

Джон. Значит, он должен временами обходиться без нее. А без нее он тревожится, и ей надо придти подбодрить его. Но так он не сможет научиться самостоятельности! То есть если ребенку нужна рядом мать, чтобы научила обходиться без нее… У нас же какая-то «Уловка-22» получается! Чем мать может помочь ребенку, когда ее нет?

Робин. Переходным объектом.

Джон. Так бы сразу и говорили, чтобы человеку с улицы было понятно.

Робин. Ну, мы, ученые доктора, называем «переходным объектом» плюшевого медведя.

Джон. Почему плюшевый медведь — этот самый… переходный объект?

Робин. Потому что благодаря ему ребенок добирается из пункта, где не способен длительное время обходиться без эмоциональной поддержки матери, в пункт, где уже может обеспечивать себя эмоциональной поддержкой других людей.

Джон. И каким же образом?

Робин. Ребенок частично переносит сильнейшие напряжения чувств, крепко привязывающие его к матери, на этот объект. На любую особенно дорогую ему игрушку, с которой он не разлучается, с которой в обнимку спит.

Джон. А у меня был набитый ватой заяц по прозвищу Реджи… Значит, ребенок переносит часть эмоций на переходный объект.

Робин. Вы, наверное, воочию в этом убеждались. Мать дает ребенку какого-нибудь зайчика, кролика. Стоит ей уйти, ребенка не разлучить с оставшейся в руках игрушкой.

Джон. Ясно, почему такие игрушки-зверушки играют важнейшую роль в жизни ребенка. Раньше я не понимал, в чем тут дело. И когда для ребенка выходит на сцену переходный объект?

Робин. Для разных детей бывает по-разному, для большинства — на втором, даже на третьем году жизни. Теперь у ребенка есть своего рода портативная «поддерживающая система», которая помогает справиться с отсутствием матери.

Джон. Это некий заменитель матери?

Робин. Да, частично, поэтому-то значение переходного объекта так велико. Иногда ребенок сунет в рот просто край простыни, одеяла, и эти «объекты» будут ассоциироваться у него с покоем и сытостью. Будут представлять мать.

Джон. И когда ребенок таскает с собой повсюду одеяло, мишку или зайку, они напоминают ему о досягаемости матери, они ему… нет, не мнимая — «мнемомама».

Робин. Хорошо придумали! Ведь на этой стадии память у ребенка еще ненадежная. Даже если он и умеет соединить разные разности мамы воедино — в целое — материнский образ у него легко разлетается на осколки под ударом сильных эмоций. Матери слишком долго нет — и ярость, обрушившись на ребенка, уничтожит материнский образ, не устоявшийся в памяти. Ребенок не сможет вызвать образ отсутствующей матери, чтобы успокоиться. Набитый же ватой зайка поможет появиться ее образу, а образ поможет не впасть в отчаяние. Ребенок сумеет вспомнить — даже при отсутствии матери — ее поддержку.

Джон. Хорошо, частично зайчик сослужил службу. А чем еще он полезен?

Робин. Ну, дальше ребенок многое узнает о себе самом, играя с зайкой. Понаблюдайте за ребенком, увлеченным игрой с переходным объектом. Вы увидите, что объекту он отводит свою роль, себе берет мамину. В каком-то смысле ребенок превращается в маму, заботящуюся о своем зайке.

Джон.«Ты мой заинька-паинька». Или: «Не делай так, мамочка такого не любит…»

Робин. Да, уже заговоривший ребенок скажет что-нибудь вроде этого. Он узнает о своих чувствах, проецируя их на игрушку. Вот ребенок играет «мать», смотрит за зайкой, а вот уже игрушка — мать, он прижимается к ней, ищет в ней эмоциональной опоры.

Джон. Значит, попеременно принимая роль «матери» и роль «ребенка», он лучше понимает, как это — быть матерью, и лучше понимая мать, неизбежно лучше понимает себя. В определенном смысле он продолжает прояснять свои «границы», когда не спеша разбирает все, что происходит между ним и мамой.

Робин. Совершенно верно.

Джон. И, вероятно, тут очень помогает заячье «бездушие». Заяц не реагирует, не подвержен смене настроений и чувств. С ним не запутаться.

Робин. Ну-ну, продолжайте.

Джон. Есть одна эмоция, которая меня немного сбивает с толку. Соперничество. Иногда рядом с кем-то я вдруг чувствую: конкурент, но мне трудно понять, в какой степени провоцирую ситуацию я, а в какой — то, иное лицо. Непрерывное взаимодействие — непрекращающаяся смена чувств — затрудняет установление «границы», я не могу определить, где кончается мое желание превзойти другого, где начинается стремление другого взять верх надо мной. Даже если позже пробую разобраться, не удается. А тот факт, что заяц — «величина неизменная», наверное, помогает ребенку в ученичестве.