Пять с половиной минут.
Будем думать и ждать.
Под бесстыжим дождем
Ничего не видать,
Ничего, подождем.
Кто обманут однажды,
Нельзя обмануть.
А до вечности
Пять с половиной минут.
Мой редактор
Цу Кин Цын, китайский божок из мыльного камня, стоит на одной ноге, другую поджал. Рукой свиток держит, другая рука мне знак подает: мол, отваливаешь, а жаль, мог бы еще взбрыкнуть. Впрочем, ладно, не жадничай, хватит жить, сколько можно. И, наконец, накладно. Дозволь добрым демонам физию твою освежить, да-да-да, видишь ли, грядет контроль, ревизия, а у тебя неучтенная непобитая физия, так нельзя. Цу Кин Цыц, демоненок из мыльного камня, опираясь спиной о железную жердь, редактирует жизнь мою, и еще забавней, адаптирует смерть. Что там в свитке завернуто? Песенка, которая спета. Может, просто котлета, но это не суть. Я под мышку ему вплюхал пулю из детского пистолета, я еще поиграю, еще чуть-чуть.
Поэзм
Компьютер Гсишматьяго посвящает пишущей машинке Ядрянь-4
Офонарелая Венера сияла в небе как фанера. Осатанелый соловей швырял форшлаги из ветвей. В фонтане плакали лягушки. Корабль надежды шел ко дну. Я целовал твои веснушки, как дирижер, через одну. А над заливистым пожаром огнетушитель — Млечный путь — в восторге вечно моложавом кого-то вел куда-нибудь.
Перепись населения
В моем доме живут восемнадцать чертей.
Пьют-едят. Медитируют. Принимают гостей.
Черт по имени Охломон проживает в бутылке.
Два Крючка и Стукач — у меня на затылке,
Бзик — в цветочном горшке,
Пшик — в зубном порошке,
восемь Гнусиков — на плите, в горелке,
Шарлатан — не в своей тарелке.
Ну-с, кто еще?..
Небельмес — не в своем уме, а напротив,
Ноль Целых Пятнадцать Суток сочиняет наркотик,
Обалдуй — в самой красивой вазе,
а именно в унитазе.
Да, забыл еще мой любимый водопровод.
Там живет Растудыпыртырдыроксидийодмотоцикл,
но без прописки.
Об остальных сведений не имею.
Смерч,
самый малый,
даже просто вихрь —
смерч,
могущий послать ведро сметаны
в Австралию,
допустим, из Мытищ,
смерч, всмятку самолет размолотить способный,
и,
как рваную цепочку,
закинуть в облака товарный поезд
и наголо обрив
лесной массив,
смять самого себя —
смерч, говорю я, — это очевидно
и словом явлено, и разрывает ухо —
смерч —
это смерть,
ее не рассмотреть:
она смеется,
сметая сметы и смывая смрад
косметики — смерч, собственно, и есть
смех смерти,
из другого измерения винтом
сквозящая
пробоина —
урок прощения.
Распиналище
(Клинико-биографический случай)
Сидит за столом малоизвестный писатель В.
Пишет рассказ «Муки творчества». То и дело вздрагивает, кричит: гениально!.. И правда, даже стихи маленько поперли.
В напряженке, в мандражовине раскрутил свою подспудину, и в большой нетерпежовине хвать за хвост ее, паскудину!.. Навалил невпроворотину, задымил, заистережился, блинарем на сковородине перенедоискорежился…
Ни к чему такая выкладка, знаю сам, кругом Халтурина, но такая уж привыкладка, такова моя натурина.
Пообедамши без ужину, медитнул на всю катушину, ковырякал подноготину до седьмого до компотину, заастралился в экстазину — исподвыдавил рассказину: Шукшинягу! Левтолстовину! Мопассахемингуевину! Шедеврюгу! Гениалину! И понес ее в журналину…
Меж тем, с писком по рукописи туда-сюда бегает мышонок, хвостиком трясет. В. внимания не обращает — знает уже хорошо этих мышат, мешающих писать на пятый-шестой день запоя.
Но это был день седьмой.
Отзыв слестницыбросательный: вторсырье. Исподражательство. Современной запросятины недоперевыражательство. Выкидон. Заруб. Отказница.
Непройдоха. Невструевина. Всеравновина, безразница, гонорарина плюевина…
С рожками был мышонок, с копытцами.
— Уй! — ф-ф-ц! Бр-р-р-бэ-э!! — вскрикивает, швыряя со строки на строку некую фиговинку.
— Эй, — попросил писатель, — слышь, галлюцинация. Пошел вон. Я тебя осознал.
— Сам ты галлюцинация. Не мешай работать, — проверещал чертик. — Тьфу-бр-а-а-чххи!
— А это что у тебя? — поинтересовался В. — Беломор?
— Что, не видишь? Дерьмометр. Прибор. Измеряет. Количество… На печатную строку (чертик не отрывался от дела)… У тебя, дяденька, показатели выдающиеся, из ряда вонь. А и, зашкалило! Бр-р-р-вай-вау!..
Цап! Ухватил В. чертика за хвост и как сдавит.
— Ах ты змий, тунеядь, гад зеленый. А ну дай сюда, вша поганая.
Читать дальше