Леонид Гримак: Общение с собой. Начала психологии активности

Безусловно, такое резкое разграничение действий человека является искусственным, и в практической жизни они представляют собой сочетания различных типов. Тем не менее органичное включение принципа оценочных суждений в реализацию человеческих действий (как чужих, так и собственных) позволяет говорить об их ценностной ориентации. И эта постоянная оценка действий представляет собой непрерывную, хотя и не всегда осознаваемую рефлексию.

Но допустим, тот же спортсмен осознал, что требуемое действие он выполнил значительно ниже того, «как должно быть», и решил довести его до высокого уровня совершенства. С этой целью, предположим, он проанализировал ошибки в технике исполнения движений, очередной раз проштудировал теорию вопроса, убедил себя в способности преодолеть возникшие трудности, занялся аутогенной тренировкой, где в состоянии релаксации посредством образных представлений соответствующих действий настраивается на нужную технику исполнения, наконец, идет в спортзал для апробации и закрепления соответствующих действий.

Что собой представляет эта цепь психических и физических действий, начало которым положила рефлексия с ее вечным вопросом «как должно быть»? Конечно же, эта цепь действий — процесс общения человека с собой в целях специальной психологической и физической самообработки, самомобилизации к преодолению предстоящих трудностей. Рефлексия в социальной психологии выступает в форме осознания действующим субъектом — лицом или общностью — того, как они в действительности воспринимаются и оцениваются другими индивидами или общностями. Рефлексия— это не просто знание или понимание субъектом самого себя, но и выяснение того, как другие знают и понимают «рефлектирующего;», его личностные особенности, эмоциональные реакции и познавательные представления. Когда содержанием этих представлений выступает предмет совместной деятельности, развивается особая форма рефлексии — предметно-рефлексивные отношения.

Как видно, термин «рефлексия» фиксирует в основном созерцательно-познавательный характер психической деятельности, как бы исключает то активное начало, которое присуще общению. Только поэтому любая наша проблема, превратившись из внешней во внутреннюю, начинает казаться нам практически нерешаемой. Неосознаваемое отрицательное действие общественной психологической установки «на рефлексию» в том и состоит, что мы с детских лет привыкаем к мысли, что действовать можно только наружу; все же, что находится внутри, недоступно пашей активности. Иными словами, мы знаем, что па внешнее можно повлиять своим поведением, изменить его. По отношению же ко внутреннему мы вынуждены оставаться бессильными, так как не знаем, с какой стороны к нему подступиться, как на него воздействовать.

Для того чтобы показать, насколько глубоко внедрились эти. по сути дела, ложные представления об исключительно «рефлексивной» функции человеческой психики, заведомо лишающей ее активного, организующего начала, рассмотрим следующие характерные примеры. Так, племянник А. П. Чехова — Михаил Чехов, выдающийся русский актер, человек с легко ранимой нервной системой, в один из периодов своей жизни впал в длительное и тяжелое депрессивное состояние. Врачебная помощь оказалась неэффективной. В поисках ответа на вопрос «где искать выход из труднейшего положения?» он принялся штудировать различного рода философские труды. Среди десятков различных теорий и систем особое впечатление произвела на него восточная философия. «Я стал холодно и спокойно думать о том, — пишет Михаил Чехов, — что было заложено в основе индусской философии. Мне удалось понять, что основной нотой йогизма является творчество жизни (курс. авт.). Творчество жизни! Вот та новая нота, которая постепенно проникла в мою душу. Я стал осторожно оглядываться на свое прошлое и присматриваться к настоящему. Наконец, еще одна мысль, одно ощущение стало овладевать мной. Это — ощущение возможности творчества внутри самого себя. Творчество в пределах своей личности. Смутно угадывал я разницу между человеком, творящим вне себя , и человеком, творящим в себе самом . Я не мог тогда понять этой разницы с ясностью, с какой она выступает передо мной теперь. По опыту я знал только об одном виде творчества: вне себя. Мне представлялось, что творчество неподвластно воле человека и направление его зависит исключительно от так называемого природного предрасположения. Но вместе с мыслью о самотворчестве у меня естественно возник волевой импульс, как бы некий волевой порыв к овладению творческой энергией, с тем чтобы перенести ее вовнутрь, на самого себя» [6] Чехов М. Литературное наследие. В 2 т. М., 1986. Т. 1. Воспоминания, письма. С. 108. .