Леонид Гримак: Общение с собой. Начала психологии активности

В такого рода теориях в психологии своего времени Достоевский усматривал уничтожающее человеческую душу овеществление, сбрасывающее со счета ее свободу, и ту особую неопределенность, которая находила неоднозначное решение в процессе трудного общения человека с самим собой и с окружающим миром. Ведь писатель всегда представлял своего персонажа на пороге принятия жизненно важного решения, в момент кризиса и незавершенного — не вполне обозначившегося — поворота его души. И в этом он видел свое отличие «реалиста в высшем смысле» от психолога в общепринятом в то время понимании.

Достоевский постоянно и резко критиковал механистическую психологию, как ее прагматическую линию, основанную на понятиях естественности и пользы, так и ее физиологическую ветвь, сводящую психологию к чистой физиологии. Вспомним, что душевный кризис Катерины Ивановны («Преступление и наказание») Лебезятников объясняет «бугорками на мозгу». Имя Клода Бернара Достоевский превращает в бранный символ освобождения человека от ответственности — «бернары» Митеньки Карамазова («Братья Карамазовы»). Но особенно показательна для понимания художественной позиции Достоевского критика им судебной психологии, которая с одинаковой вероятностью доказывает взаимоисключающие решения.

В дальнейшем мы еще не раз будем возвращаться к своеобразию взаимоотношений Достоевского с психологией и к тем вопросам, которые он поставил перед последующими поколениями психологов, и среди них тот, на который он обратил особое внимание, составляющий предмет нашего исследования, — проблема природы субъективного мира человека, его непростых взаимоотношений с самим собой.

В общении как способе межличностных отношений К. Маркс и Ф. Энгельс усматривали «обработку людей людьми». Если продолжить эту мысль, то сущность общения с самим собой можно определить как процесс «обработки человеком самого себя».

К сожалению, современная психология этот тип общения по существу игнорирует. В «Психологическом словаре» (М., 1983), термин «общение» употребляется лишь применительно к межличностным контактам. Вот одно из определений: «Общение — взаимодействие двух или более людей, состоящее в обмене между ними информацией познавательного или аффективно-оценочного характера… Общение включено в практическое взаимодействие людей… удовлетворяет особую потребность человека в контакте с другими людьми».

В данном определении, впрочем, как и во всех других, человеку в общении с самим собой отказано. А что же ему остается? Как утверждают те же и многие другие словари — рефлексия. А она проявляется лишь в самопознании субъектом своих внутренних психических актов и состояний.

Понятие рефлексии возникло в философии и означало процесс размышления человека о всем происходящем в его собственном сознании. Р. Декарт (1596–1650) отождествлял рефлексию со способностью индивида сосредоточиться на содержании своих мыслей, абстрагировавшись от всего внешнего, телесного. Дж. Локк (1632–1704) разделил рефлексию и ощущения, трактуя первую как особый источник знаний (внутренний опыт, в отличие от внешнего, основанного на восприятии органов чувств). Эта трактовка рефлексии стала главной аксиомой так называемой интраспективной психологии. В этих представлениях неадекватно преломилась реальная способность человека к самоотчету об испытываемых им фактах сознания, самоанализа собственных психических состояний.

Размышляя о человеке как о субъекте жизни, С. Л. Рубинштейн различал два основных его способа существования и соответственно два отношения к жизни. Первый — это жизнь в сложившихся условиях повседневного быта и не выходящая за пределы непосредственных межличностных связей: сначала отец, мать, затем друзья, учителя, а далее супруг, дети и т. д. Здесь все интересы и проблемы человека существуют внутри непосредственной жизни, и всякое его отношение — это отношение к отдельным частным явлениям, но не к жизни в целом. На данном уровне человек еще не может выключиться из непосредственного переживания жизни, не может занять мысленно позицию вне ее для рефлексии над ней. Такая жизнь, считает автор, выступает почти как природный процесс; во всяком случае, очевидна непосредственность и целостность человека, живущего такой жизнью. Вопросы общения с собой здесь еще не актуализируются, так как поведение личности полностью определяется сложившимися жизненными связями, не подлежащими критике или сомнениям. Социальная регуляция в виде норм нравственности в данном случае определяет саморегуляцию поведения индивида.