Дмитрий соколов - Виткины байки

И я говорю ей: «Вот ты уехала и веселишься, а я сейчас в полной жопе, и Митя сейчас в полной жопе, мы за это время друг друга съели. У нас такая реальная трагедия, нам так херово!» Она говорит: «Да?! А я и не знала! Я думала, это всё так, я думала, у вас всегда такие расклады…» И мы идем, она мне рассказывает, что она любит вот так ездить, любит трахаться с парнями разными, и что ей очень нравится возвращаться домой, где ее ждет Слава. Я ее спрашиваю, а каково Славе, и она отвечает, что да, он страдает немножечко, но что делать, у всех своя карма, а она без этого не может.

И всё это время меня подмывает ее ударить. Я не испытываю к ней какой-то особой агрессии, типа, чтобы побить ее, исколошматить, но просто один раз ударить рука поднимается несколько раз. И она уже хочет уйти, я иду провожать ее к автовокзалу. И я понимаю, что я не могу дать ей просто уйти, что я хочу, чтобы это все закончилось, и сейчас этот момент настал.

Аня меня уже боится, уже хочет уйти, а мы уже пришли на автовокзал, там стоят ребята с рюкзаками, но я ее не отпускаю. Я говорю ей: «Аня, мне очень хочется дать тебе по лицу». Она: «Витка, не надо!» Я: «Я понимаю, я тоже не хочу делать тебе больно. Давай закроем глаза и представим, что это уже произошло, что я тебе уже дала! Вот со всей способностью воображения – представь, что я тебя уже ударила!»

Мы закрыли глаза обе, и я очень ярко представила себе, как бью ее. Потом говорю: «Ну как? Как ты себя чувствуешь?» И она мне начинает говорить: «Всё хорошо, я на тебя не злюсь, всё нормально». Я говорю: «Да?» Она говорит: «Да». Мы стоим лицом друг к другу при этом. Я говорю: «Аня, я не хочу тебе зла, в смысле, я не несу тебе зла». Подымаю руку и со всего размаха бью ее по щеке. И в этот момент я испытываю такое облегчение! Я его чувствую всем телом – оно начинается с головы, падает на плечи… Потом я начала плакать, у меня пошел конкретный сброс. И она плачет, мы стоим обнявшись и плачем.

Потом эта лирическая сцена исчерпала себя, мы быстренько обменялись адресами и разошлись. И когда она шла к своим – я видела, что она нагружена. У нее были конкретно нагружены плечи, она плакала, и я поняла, что какую-то тяжесть с этой мистерии, которую таскала я, теперь я передала ей, просто влепила с этим ударом. Я думаю, впрочем, что она быстренько с этим разобралась. Потом когда я ее спрашивала об этих днях, она говорила, что всё нормально, всё хорошо, но я ей не верю. Я видела, как она уходила.

А я со своей собачкой иду вниз, к морю. Я лечу, я смеюсь, я улыбаюсь, у меня такая легкость, такое счастье! Я думаю: слава Богу, как я соскучилась за этим нормальным состоянием жизнерадостности!

И всё, меня попустило! Я купаюсь с собакой, которая не отходит от меня, причем отгоняет от меня всех мужчин, а женщин не трогает. С этой собачкой и с Лилей я возвращаюсь в Ворон.

Витка дарит шикарные подарки.

Вот что я получил на два своих дня рождения.

Позапрошлый, когда мне исполнилось 33 года, проходил очень тихо. Мы никого не звали. Накануне Витка смоталась в соседнюю (большую) деревню – хотя автобусы не ходили, и она шла пешком почти всю дорогу обратно (9 км). А в этот день было тихо, солнечно. Мы пошли гулять в горы вдвоем. Забрались на незнакомый склон, легли на цветочной поляне. И тут Витка достала такую маленькую открытку в виде мышки. Открываю я ее – а там маленькая такая полоска бумаги. А на ней две красные полосочки. Знаете, что это было? Это был положительный тест на беременность, первая весть о нашем Данечке, моем очень-очень долгожданном. Ему тогда было что-то вроде месяца. Витка и так была уверена, что беременна, а за тестом смоталась ради красивой сцены.

Такой подарочек!

А в этом году день моего рождения я встречал в жутком настроении. В мае я болел, все эти дни сильно раздражался. Полное ощущение, что никто меня не любит и все в этом стиле. Спать со мной любимая супруга не желала. На этот день я назначил группу, и с утра отправился с ней в горы. Витка не пошла, хотя в остальные дни участвовала, и это меня расстроило еще больше. Последний процесс мы делали все порознь, и возвращался с гор к обеду я один. Захожу во двор. Перед домом – площадка, на которой Витка все порывалась сделать театр, но поскольку было непонятно, что и кому в нем играть, так он и стоял пустым уже год. Сейчас эта площадка вся была обтянута занавесами. Витка говорит: «Зайди!» У меня настроение хуже некуда, не отчаяние, а скорее – тупая тоска. И только я открываю край занавеса…