Игорь Акимов - Храм

— С чего ты это решил, Искендер?

— Сейчас покажу.

Искендер прошел в угол, где стояла раскладушка с серым ватным матрасом, сдвинул ее ногой, поднял из-под стены рулон, обмотанный мятой льняной тканью, очевидно, простыней, и развернул ткань. В рулон были свернуты несколько живописных полотен. Искендер разложил их на раскладушке.

— Ну и что? — спросил Петро.

— Это иконы, — сказал Илья.

— Я и сам вижу, что иконы, — сказал Петро, хотя понял это только теперь. Без окладов они ему ничего не говорили. — Вот святой Мыкола, а этот царевич — Пантелеймон. Разве не так? — Он взглянул на Искендера; тот кивнул. — Но к нашему делу какое они имеют отношение?

— Самое прямое. Если бы ты представлял, какая им цена…

— И какая же?

— Не могу сказать точно… — Искендер все же приценился. — Частные коллекционеры за каждую выложат столько… тебе и не снилось! Даже если пропустить эти полотна через «Christie`s», официально, и то можно выручить миллионов десять, если не больше. В евро, разумеется.

Петро глядел на полотна с сомнением. Он видал иконы и побольше, и получше. Но никто их не крал, хотя это и не составило бы труда.

— Так это и есть клад?

— Если б это был клад, — сказал Искендер, — я б уже был с этими полотнами знаешь где?

— Догадываюсь… — Петро все еще не втянулся в ситуацию, и потому думал медленно. Да и не его это было амплуа. — Значит, ты считаешь, что в том месте, где мальчишка взял эти иконы — там и золото?

— Несомненно.

— Может — он и золото успел перепрятать?

— Нет. Ведь я его сразу, с первого дня вычислил. И взял под контроль. Последнюю неделю он вовсе не покидал храма, а полотна появились только позавчера.

Снаружи — от ворот храма — послышались выстрелы. Звук был неважный, но разобрать не составило труда: сперва коротко ударил крупнокалиберный, ему ответил ручник; затем, после паузы, еще одним выстрелом отметился крупнокалиберный. Все замерли; слушали — будет ли продолжение.

— А ведь это же Врубель… — разбил тишину голос Ильи.

Все взглянули на него. И первой их мыслью было: он знает того, кто стрелял, и, наверное, понимает, что происходит у ворот храма. Увы. Илья так увлеченно разглядывал изображение Андрея Первозванного, что, очевидно, ни выстрелов не слышал, не заметил и общего внимания к себе. Он конченый человек, подумал Искендер. Он еще живой — но уже не жилец. Что-то в нем сломалось — и это уже ничем не исправишь. Разве я не почувствовал это в первое же мгновение, когда его увидел? Но я не поверил себе — и потерял время. Жалеть об этом не стоит, плату я получил превосходную: моя совесть чиста. Я ждал — сколько мог. Теперь при первой же возможности — дам деру…

— Конечно, командир, — сказал Искендер и тоже взглянул на полотно. — Это Врубель. Его фирменные глаза, его композиция. Его палитра и колорит — хотя вряд ли ты это различаешь…

— Я вот о чем подумал, — все так же безмятежно сказал Илья. — Врубель, как я его воспринимаю, жил между светом и тьмой, спиной к свету… — Он взглянул на Искендера. — Понимаешь, о чем я толкую? У него перед глазами была тьма, и потому на ее фоне — темное на темном — он не мог разглядеть своей тени… А ведь она должна быть! — потому что только у Бога нет тени. Он — Свет, и это его функция — выявлять наши тени и принуждать нас видеть их, запускать в работу тот механизм души, который мы называем совестью… — Илья облизнул пересохшие губы. — И вдруг этот парень — Врубель — обнаруживает, что и он — как и Бог! — не имеет тени… Тут у кого хочешь поедет крыша.

Он безнадежен, утвердился Искендер, немного удивленный тем, что Илья, оказывается, все еще не покинул его сердца. С таким балластом мне будет нелегко спастись. Изыди! — велел он живучим остаткам былого чувства. Это не Илья; это не тот человек, которого я любил. С Ильей что-то случилось — и его уже нет. В его личине — другой человек. Которого я не знаю, а потому не могу положиться на него. Грузить его на себя — глупо. Надо бежать. И чем раньше — тем лучше. Я сентиментальный идиот. Почему я здесь, хотя уже понял, что должен его бросить?..

Искендер прикрыл глаза и сказал себе: ты один, Искендер… ты один!.. Когда он снова открыл глаза, он был уже очень далеко от Ильи. Сомнений не осталось. Когда ты один — все так просто. Он не успеет меня убить, подумал Искендер о Петре. Он еще не знает, когда решит, что пора сделать это, а я уже знаю, что через одну-пять-десять минут буду далеко отсюда.

О чем это говорил Илья? Ах, да…

— Не мудри, командир. Это просто икона.