Игорь Парфёнов: Храм Сатаны

Небо нахмурилось, солнце, которое ещё минуту назад приветливо светило мне в лицо, теперь скрывалось за необъемлемой гранью седых облаков. Словно набитые свинцом, они пьяно тащились по небу и уходили из поля моего зрения. Тёплый весенний ветерок, едва колыхавший свежую траву, грозил перерасти в ураган, рвущий и мечущий всё на своём пути. Вместе с ветром, холод проникал в моё тело, заставляя волосы на затылке встать дыбом. И хотя на часах был полдень, взглянув на потемневшее небо, в это становилось трудно поверить. Кульминацией всего этого стал дождь, вначале тихий и безобидный, но вскоре достигший гордого названия "ливень". Казалось, природа тоскует вместе со мной и наравне разделяет мою горечь.

Дождь, нещадно хлеставший в лицо, заставил меня оторваться от моих размышлений. Я поглубже закутался в свою куртку, как бы пытаясь поймать уходящее от меня тепло. Но хоть в чем-то мне повезло - я стоял на кучке щебня, поэтому тяжелые капли не размывали почву у меня под ногами. Погрузившись в тяжелые мысли, я даже забыл, где нахожусь, но теперь воспоминания невольно пробирались в мою голову. Увидев всех этих толпящихся людей, плачущих, курящих, что-то бормочущих или же просто стоящих со скорбными лицами, мне захотелось побыстрее уйти отсюда, даже более того - бежать, не оглядываясь, оставляя всех их, смотрящих мне вслед. Всё - же я переборол в себе это желание, понимая, что придется стоять здесь до конца.

Кресты и надгробья образовывали странную, причудливую, но в то же время завораживающую ауру всего здесь происходящего. Они стояли, покосившись, но всё равно несли в себе нечеловеческую мудрость, и, казалось, насмехались над нами. Они как бы спорили между собой, протягивая руку нам - простым смертным, кто же из здесь стоящих вскоре окажется на том свете. Что-то подсказывало мне, что им буду я.

Густая серая масса людей стояла в оцепенении. Кто-то из них месил размокшую глину под ногами своими грязными, промокшими ботинками, кто- то держал в руках давно затушенные дождём остатки свечей. Но большинство просто глядели на священника, подставляя лица дождю и ветру. Святой отец старался побыстрее закончить службу, на его лице легко можно было заметить безучастность и усталость, хотя он и пытался скрыть это за маской сочувствия. Его ряса лоснилась от влаги, с чёрной бороды обильно капало. Бенедикт - так вроде было его имя.

Наконец- то додумались заколотить гроб. Я в последний раз взглянул на свою любимую, слёзы вперемешку с водой потекли по щекам. В ней не было заметно и тени того ужаса, который должен был перенести человек в последние секунды жизни. Особенно, если принимать во внимание то, какой смертью она умерла. Напротив, неприкрытая улыбка озаряла её прекрасное лицо.

Бенедикт закончил и, вздохнув, наклонил лицо, гроб медленно опускали в промокшую могилу. Бросая горсть земли, я словно отрывал часть своей души, мои руки одолевала дрожь, которая стократно усилилась, когда заработали лопаты. Глухой стук о дерево заставил меня уйти, поскольку каждый удар отзывался болью в моём сердце.

Перепрыгивая через обширные лужи, я не торопясь брёл к машине. На секунду я задержал взгляд на священнике. Он тоже смотрел не меня. Его обветренное лицо как - бы говорило: " Тебе наверняка очень трудно. Если хочешь, ты можешь всегда придти ко мне". То, что мне действительно будет очень трудно, я принимал как должное. Но мысль о том чтобы идти к священнику на исповедь была явно противоречива моему чувству достоинства.

Я сел в машину и поехал прочь от этого страшного места.

Вечерело. Сумерки опускались на землю, в воздухе пахло дождём. Несомненно, эта ночь ещё порадует меня потоками ливня. Я сидел у окна и в абсолютной тишине наблюдал за борьбой света и тени. На свою беду утром я отыскал два ящика красного вина, и теперь стремительно заполнял им образовавшуюся в душе пустоту. В настоящий момент эта дыра была даже переполнена и вино без конца пёрло наружу. С момента смерти Дианы горечь потери уступила место именно пустоте, уничтожающей и беспощадной, которая разрывала мне грудь и не смолкая кричала имя моей мертвой невесты. Ещё одно желание - последний раз поговорить с ней, ещё раз обнять её, переросло в манию спиритизма и некрофилии. С этой целью, в обед я стал рыться в личной библиотеке, разыскивая информацию об оккультизме и общении с мёртвыми. Горы этих книг стояли на столе, каждая несла в себе увеличивающуюся (по мере приёма вина) надежду.