Виктор Аллахвердов - Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания

Значит, мы опять приплыли в тот же круг. Мы осознанно воспринимаем только наше представление об окружающем, а не окружающее. Р. Грегори напишет об этом так: «мы видим то, что понимаем». Но ещё раньше об этом скажет У. Джеймс: «мы видим то, что предварительно осознаём». [119] Цит. по: Фрейджер Р., Фейдимен Дж.Личность. Теория, эксперименты, упражнения. СПб.-М., 2001, с.324. Субъективные представления опровергаются другими субъективными представлениями, а не опытом. Опыт не может заменить имеющиеся представления. Поэтому и теории опровергаются другими теориями, а не экспериментом.Нельзя же на место теории поставить результат опровергающего эту теорию эксперимента. Не удивительно, что в истории науки, как утверждают специалисты, нет ни одного факта, который бы однозначно подтвердил или столь же однозначно сразу же опроверг какую-либо теорию. Поэтому проверка теорий «на практике», обещаемая марксизмом, логически не осуществима. Тем не менее, она всё же как-то происходит. По крайней мере, новая теория обычно лучше соответствует известным экспериментальным данным, чем опровергнутая старая (хотя, конечно, не всегда).

В предложенной марксизмом идее чувствуется некая интуитивная правда. Субъективные образы отражения действительности и субъективные образы деятельности – не совсем одно и то же… Теперь надо только допустить, что практическая деятельность с предметом – это принципиально другой способ создания субъективных представлений, не зависимый от сенсорного отражения. Тогда гносеологическая проблема может быть разрешена. Нечто подобное, кстати, пытался выразить А. Бергсон: познание ("приобретение веры в закон причинности") нераздельно связано с согласованностью осязательных впечатлений (которые, по Бергсону, дают информацию о результате действий) с не зависимыми от них зрительными. [120] Бергсон А. Заметка о психологическом происхождении нашей веры в закон причинности. // Творческая эволюция. Материя и память. Минск, 1999, с.1095.

Итак, приходится с сожалением констатировать, что рационально процесс познания объяснить не удается, хотя реально этот процесс с очевидностью происходит. Как разрешить эту головоломку? Часть философов, не удовлетворенная всем предшествующим поиском и душевно им измотанная, попыталась вообще объявить гносеологическую проблему или бессмысленной (позитивисты), или чисто лингвистической, вызванной, например, неправильным употреблением слов (аналитическая философия), или в ужасе признавали проблему принципиально неразрешимой (агностики). И, разумеется, возникает множество иррациональных построений, сводящих загадочный процесс к не менее загадочным интуитивным постижениям.

Для поэта В. Гёте всё уже пару столетий назад было ясно: человек – это рупор для самовыражения природы, а уж природа сама умеет правильно этим рупором пользоваться. Подобную позицию я бы назвал ˝наивным иррационализмом˝: ничего не понятно, но зато и проблем нет. В этом же духе спустя века решает гносеологическую проблему Р. Тарнас: «Я убежден, что существует только один правдоподобный ответ на эту загадку: те смелые догадки и мифы, что порождает в своих поисках знания человеческий разум, исходят из источника куда более потаённого и глубокого, нежели источник только человеческий. Они исходят из родника самой природы, из вселенского бессознательного, ... отражают сокровенное родство человеческого разума с Космосом». [121] Тарнас Р. История западного мышления. М., 1995, с.370. А вот как рассуждает интуитивист Н.О. Лосский: «Сам действительный предмет внешнего мира, когда я обращаю на него своё внимание, присутствует самолично, в подлиннике, в моём сознании». [122] Лосский Н.О. Интуитивизм. В его кн.: Учение о перевоплощении. Интуитивизм. М., 1992, с.145. Важно не то, как он там оказался, а важно, что он там оказался .

Можно иронически улыбаться над подобными иррациональными построениями, но есть ли что-нибудь лучшее? Может, ошибка в самой постановке проблемы? В ней вроде бы участвует триада конструктов: данное сознанию представление о реальных предметах, сами реальные предметы («вещи сами по себе» – именно так Вл. Соловьев переводит знаменитое кантовское «Ding-an-sich» и, на мой взгляд, этот перевод гораздо удачнее, чем загадочная «вещь в себе») а также результат их сопоставления друг с другом. Может, какой-то из этих конструктов лишний или, наоборот, чего-то важного не хватает?