Внепредметность слова отчетливо выступает в ответах 3. на функциональные вопросы: Э.: «Для чего часы?» - И.: «Так много часов вовсе и не нужно». - Э.: «Для чего стол?» - И.: «Один стол - это слишком мало». Эти ответы идут не по линии реальных функций предметов, а по каким-то боковым линиям, определяемым автономным течением реки.
Больная З. при всей противоположности ее основного речевого расстройства сравнительно с К. обнаруживает в такой же мере полную неосознанность слова (его формы и его значения), полную невозможность произвольного употребления слов. Этим, по-видимому, объясняется то, что в ее речи сливаются языки - русский и немецкий, что она их не дифференцирует и отвечает по-немецки независимо от того, с кем она говорит, и не замечая, понимают ее или нет. Ее речь сохранила в основном только свою экспрессивную функцию, но не сигнификативную. Она не выражает ничего объективного, но только выражает субъективные аффективные состояния. Ей доступны только выражения, но не описания и суждения.
Если вспомнить те три основные черты, которыми мы охарактеризовали выше речевые расстройства К., и сравнить в этом отношении обоих больных, можно сказать, что речь 3. в такой же мере не осознана и непроизвольна, как и у К.: она в такой же мере гиперструктурная, как и у него, но только характер ее структуры не только иной, чем у К., но даже представляется обратным по отношению к нему, как бы полярно противоположным. Это объясняется тем, что распад речи в обоих случаях проходит по одной и той же оси, но в противоположных направлениях: речь К. характеризуется утратой всякой самостоятельности словесного значения и исключительным господством в речи предметной отнесенности слова; речь З. характеризуется полной утратой предметной отнесенности слова и автоматизацией словесных значений, оторванных от действительности. Это особенно отчетливо выступает при сравнении обоих больных в опытах со счетом: К. связан в счете целиком и полностью пространственным расположением, пространственной структурой пересчитываемых предметов; З. на предложение пересчитать пальцы быстро пересчитывает их, но не ограничивается этим, начинает указывать любые точки на своей руке, отрывается от пересчитываемых предметов и заявляет, что пальцев у нее бесчисленно много. Счет пальцев она подменяет автономным воспроизведением числового ряда. Счет К. целиком подчинен пространственным структурам; счет З. - временным. Поэтому оба они не умеют по-настоящему считать. Счет К. страдает из-за того, что он рабски связан предметами и их пространственным расположением, от которого он не может оторваться. Счет З. страдает из-за того, что он совершенно оторван от предмета как не пространственный словесный ряд, который так же рабски связывает больную, как предметный ряд и его структура связывают. Поэтому она также не может останавливаться на 5 при подсчитывании пальцев, но продолжает считать до бесконечности, вертясь по кругу, когда пересчитываемые предметы имеют пространственное расположение в форме круга.
3. К АНАЛИЗУ ДИНАМИКИ АФФЕКТИВНЫХ СИСТЕМ И СОПОСТАВЛЕНИЯ БОЛЬНЫХ
На фоне такого распада речи имеется круг вопросов, на которые больная упорно дает одни и те же адекватные ответы. Так, она всегда настаивает на том, что она не курит, не болела сифилисом, что отец ее высокий, что жениха у нее нет и т. д. Это все вопросы, затрагивающие ту сферу, в которой больная живет, - сферу семьи, аффективного исполнения ее желаний. Об остальном она может говорить все, что угодно, и со всем соглашается. Для больной почти отсутствует реальность: имеется лишь известная регистрация внешних моментов окружающего поля, но полная отделенность от него - уход в свою остаточную эффективную сферу жизни. Реальность во всей ее полноте не воспринимается, она сталкивается с ней лишь эпизодически, - когда она ест, говорит с людьми, - но и во всех этих случаях она как бы втягивает эти моменты реальности в свою ирреальную сферу, - продолжает говорить о ребеночке, который у нее родился, и не дифференцирует прошлого от настоящего. Отсюда ясно вытекает, с одной стороны, ее независимость от поля, так как оно не имеет для нее никакой конкретной насыщенности и никакого значения (она потому может одинаково ругаться с любым человеком), а с другой стороны, при реальном практическом столкновении с полем: когда ей нужно действовать в нем, писать, рисовать и т. д., то из-за полного отсутствия оценки и разумного понимания окружающего она чрезвычайно связывается с ним (еще более, чем К.). В этих ситуациях выступает у З. патологически измененное отношение эффективных побуждений к А.С.; каждая вещь повелительно диктует, что с ней сделать; спичка требует, чтобы ее зажгли, независимо от данной задачи; ручка, чтобы ею писали, и т. д. Поэтому особенностью ее связи с полем являются случайность, хаотичность А.С. и, что нам кажется особенно существенным, почти полное отсутствие адекватных внутрипсихических систем и в связи с этим полная предоставленность внешнему полю. Отсутствие возвращения к начатому действию, необычайная широта Ersetzung (то, что все - всем замещается) показывают, что аффективные зарядки в отношении к реальности почти не возникают и что свойства материала (аффективных систем) отличаются чрезвычайной текучестью, что поэтому отсутствуют внутрисистемные границы. Здесь уже не имеет смысла даже говорить о недифференцированности, потому что нечего дифференцировать.
Читать дальше