Павла Рипинская: Основы психологии. Учебник для учащихся старших классов и студентов первых курсов высших учебных заведений

Нередко на уровне «дюндика» находится способность судить о своем и чужом внутреннем мире. Это неудивительно: в школе изучение человека ограничивается его анатомией и физиологией. Психология как специальный предмет пока отсутствует. И вот результат – предлагают человеку, казалось бы, простое задание: ответить на вопрос «кто я?» двадцатью словами. Двадцать слов для характеристики своей неповторимой личности. Скуповато? Очень многим хватает и десяти.

И еще одна трудность самонаблюдения: «я-деятель» и «я-наблюдатель» не могут существовать мирно и независимо друг от друга. «Я-деятель» постоянно захватывает «я-наблюдателя», и нет уже самоанализа, а есть горячая человеческая страсть.

Психологи довольно быстро осознали всю ограниченность самонаблюдения как метода психологии. Чтобы получить как можно более подробные сведения о психике, психологам приходилось специально обучать испытуемых технике самонаблюдения, производить своеобразный отбор среди испытуемых. Но и это не было выходом из положения, поскольку вставал вопрос об универсаль ности психологических знаний, полученных из самонаблюдения та ких «изощренных» испытуемых. Возникали и принципиальные трудности. Так, известный американский психолог начала XX века У. Джемс отмечал, что, когда он пытается сосредоточиться на собственном «я», в поле внимания попадают случайные ощущения от носа, уха и т. д. В результате попытки обнаруживать своего рода тело или субстанцию «я» в акте прямого самонаблюдения не увенчались успехом. Будущее было за объективными методами исследования психики.

Да, самонаблюдение имеет много недостатков как метод научного исследования. Его легко критиковать. Труднее обойтись без него в любом психологическом исследовании. И оно служило и будет служить всегда его составной (но не основной!) частью. Иногда

наблюдения за самим собой наталкивают психолога на замысел экспериментального исследования.

Как человек узнает, например, откуда идет звук? На первый взгляд все предельно просто: звучит музыка – мы поворачиваем голову к динамику, слышим речь – оборачиваемся к говорящему человеку. Но как же тогда в кино? Звук всегда доносится из одних и тех же динамиков, установленных по бокам экрана, а зрителямслушателям кажется, что звук перемещается от персонажа к персонажу: вот один персонаж заговорил и замолчал. Потом заговорил другой – звук переместился. В правом углу экрана залаяла собака – оттуда и звук несется... Так человеку кажется. Потому что... Но ведь никто об этом до той минуты не думал и, пожалуй, ничего особенного не замечал. А известный психолог С. Л. Рубинштейн заметил и задумался. Вот как это произошло.

«Заседание, – рассказывал Рубинштейн в книге “Основы общей психологии”, – происходило в очень большом радиофицированном зале. Речи выступающих передавались через несколько громкоговорителей, расположенных слева и справа вдоль стен. Сначала, сидя сравнительно далеко, я, по свойственной мне близорукости, не разглядел выступающего и, не заметив, как он оказался на трибуне, принял его смутно видневшуюся мне фигуру за председателя. Голос (хорошо мне знакомый) выступавшего я отчетливо услыхал слева, он исходил из помещавшегося поблизости громкоговорителя. Через некоторое время я вдруг разглядел докладчика, точнее, заметил, что он сделал один, а затем еще несколько энергичных жестов рукой, совпавших с голосовыми ударениями, и тотчас же звук неожиданно переместился – он шел ко мне прямо спереди, от того места, где стоял докладчик».

Итак, на базе самонаблюдения у ученого возник вопрос о причинах столь странного поведения звука; метод познания изменился.

Обратим внимание на интересную и неизбежную особенность психологического познания состояния другого человека: оно происходит на основе самонаблюдения: «У него, очевидно... как и у меня».

В одном старом учебнике психологии это пояснялось таким примером. «В моем присутствии кто-либо плачет. Я думаю, что он переживает чувство страдания. Но могу ли я сказать, что я “воспринимаю” его чувство страдания? Нет, потому что я воспринимаю только ряд физических изменений... Я вижу капли жидкости, истекающие из его глаз, я вижу изменившиеся черты лица; я слышу прерывистые звуки, которые называются плачем. Кроме того, я ничего непосредственно не воспринимаю. Откуда же я знаю о существовании страдания у другого?

Когда я сам раньше страдал, то у меня из глаз текли слезы, я сам издавал прерывистые звуки...»