Марион Вудман - Сова была раньше дочкой пекаря

Парадоксально, что женщина, жаждущая похудеть, принимает на себя физические характеристики Диониса. Этот бог был уникален тем, что его последователями, несмотря на то, что сам он принадлежал к мужскому полу, в основном были женщины. По существу, он был андрогинным — бисексуальный бог, в котором были соединены мужское и женское [145] [145] Полное обсуждение андрогинности Диониса см.: Hillman J . First Adam, then Eve. Eranos-Jahrbuch, XXXVIII, 1969. . Если мы снова посмотрим на комплексы, связанные с компульсивным пищевым поведением, и осознаем глубину предполагаемого им «безумия», мы увидим яростную маскулинную агрессию, сочетающуюся с томящейся фемининной пассивностью, желание их объединения в мирный союз. Симптом может быть крестом, на котором вынуждены мучиться тысячи, потому что они не ведают об андрогинном боге, борющемся за свое осознание.

Диониса также невозможно осознать посредством разума. Рациональный подход к ожирению доказал свою бесполезность на примере бесчисленного количества женщин. На уровне сознания они могут понимать, почему их влечет к еде; но на уровне бессознательного их действия не поддаются изменениям. Бог требует осознания, и, добровольно или нет, они должны выплатить ему свой долг. Их греческие и римские предшественницы, жены и матери сходной патриархальной культуры, предавались дионисийской инициации, чтобы обнаружить свою фемининную суть и примирить ее со своим собственным внутреннем маскулинным духом.

Элевсинские мистерии

Участники Элевсинских мистерий, имитируя горе богини Деметры, голодали на пути к Элевсину — месту, где была найдена Кора. Духовные устремления и страдания не смешивались с телесным физическим голодом. Более того, Персефоне, отделяющейся от матери, было запрещено есть в Подземном Царстве, но в результате того, что она попробовала гранат, пока была с Гадесом, она так и не смогла окончательно вернуться к своей матери.

Прием пищи или ее отказ от нее является символически значимым во всех религиях. «Преломлять хлеб» с богом — значит пребывать в единстве с ним; быть голодным — значит находиться в одиночестве, искать его и готовиться к его пришествию путем очищения. Менады в древних Орфических обрядах подражали Титанам и том, что разрывали на части Диониса-Загрея, как животные. Дионис был и пожираемым, и пожирающим, потому что, пока они разрывали на части его плоть, он пожирал их. Но если женщина способна принять участие в «поедании бога» как в жертвоприношении, преобразовавшемся в таинство, она больше не действует по велению слепой страсти, потому что сознательно признает свою собственную титаническую природу; тогда бог наполняет ее жертвенной пищей и тем самым освобождает ее от ее собственной жестокости.

Только когда бог попадает в желудок этим жертвенным путем, он может быть проглочен и включен в чью-либо жизнь. Заглатывание пищи — животное удовольствие, однако животное не может «переварить» смысл бога. За то, что титаны разорвали Диониса на части, Зевс сжег их ударом молнии, и из их пепла были созданы люди. Если инстинкт освобождается от своей титанической жадности, то lykos (свет души) обретает свободу для поиска своей религиозной цели. Лавровый венец, который носила дионисийская инициируемая, символизировал ее естественное стремление к духовному росту.

Деметра, как Великая Мать, даровала бессмертие сыну мифического короля Элевсина. Будучи кормилицей младенца Демофона, она помещала его каждую ночь в огненную колыбель, тем самым превращая его в божественного ребенка. Каждая женщина, участвовавшая в мистериях, становилась кормилицей ребенка, рожденного в глубинах Подземного царства. Бессмертие — один из даров Деметры, и это бессмертие сродни бессмертию зерна:

Образ зерна, по сути, есть и образ начала, и образ конца, матери и дочери; и именно поэтому он относится к вне индивидуальному, к общему и вечному. Именно зерно всегда падает в землю и возвращается, именно зерно всегда собирают золотистым и вызревшим, и все же, как налившееся и здоровое зерно, оно остается цельным, матерью и дочерью одновременно [146] [146] Jung C.G., Kerényi С . Introduction to a Science of Mythology. P. 117. .

Во время обрядов, после поиска и священного брака, горели факелы, представлялся «ребенок» и жрец оглашал: «Великая богиня родила священного ребенка! Святая Бримо родила священное дитя — Бримоса». (Сильная родила Силу.) Керений указывает, что ребенок может быть только ее возродившейся дочерью, но объявляется не рождение Коры, но рождение божественного мальчика. «Бримо — не только Деметра, отличная от Персефоны; она — неотличимые друг от друга мать и дочь. Ребенок также не дифференцирован — он лишь рожденное, плод рождения» [147] [147] Ibid. P. 144. . В тишине участникам представлялся спелый колос зерна, и они приходили к осознанию «непрерывности жизни в единении девы, матери и ребенка — сущности, которая умирает, рождает и вновь возвращается к жизни» [148] [148] Ibid. P. 148. .