Владимир Жельвис: Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения

Но нельзя не согласиться, что абсолютное большинство книг, посвящённых России и русским, говорит преимущественно о культуре города. О сельской культуре мы знаем очень мало. Даже в лучших книгах можно прочесть разве что несколько умилительных, слащавых строк о когда-то благостно живущих селянах и плач о том, какими они были хорошими. Я не про экономику, я про народный дух, который и в самом деле сейчас понемногу выветривается, так и не став предметом серьёзного научного интереса.

По каковой причине и в этой книге придётся в основном говорить о городских русских, хотя по мере сил автор будет пытаться вспоминать и о крестьянах.

И ещё одна очевидная и, тем не менее, необходимая оговорка. И сельские, и городские русские — очень разные. Беломорский рыбак и сельский священник из-под Костромы, рыночная торговка и кадровый офицер, московский бомж и преуспевающий бизнесмен — все они конечно же обладают своими особенностями. Они не похожи, но в то же время между ними всеми есть несомненное сходство: они принадлежат русской культуре. Да-да, и бомж тоже.

Ну и самое последнее, о чём здесь хочется сказать. Описывать русских сегодня особенно трудно после всех страшных катаклизмов, которые сотрясли Русскую землю в только что прошедшем веке. Первая мировая война, семьдесят с лишним лет большевистского террора, борьба не на жизнь, а на смерть с немецкими захватчиками нанесли огромный и невосполнимый ущерб русскому генофонду. По разным подсчётам, без малого тридцать миллионов россиян погибло в 1941–1945 годах, русских среди них, естественно, большинство. А число жертв ленинско-сталинского режима, видимо, никогда не станет известно. Ясно лишь, что цифры тут сопоставимы с количеством жертв войны.

Однако тут есть важное различие. В войну погибали прежде всего мужчины, несостоявшиеся отцы грядущих поколений, которым уже никогда не появиться на свет. Хотя погибшее в те годы гражданское население численно намного превышало боевые потери. Но советская власть планомерно уничтожала целые классы, притом классы самые деятельные, на которых и зиждилась национальная культура. Понятно почему: многие характерные черты русского народа мешали большевикам проводить свои бесчеловечные эксперименты. Осуществить полностью свои планы большевикам, к счастью, не удалось: слишком стоек оказался народный дух. Но исказить национальный характер они сумели.

Физически уничтожалась самая активная часть русского крестьянства (вспомним, что до революции слово «кулак» звучало комплиментарно и означало крепкого хозяина). Огромные территории страны были сознательно лишены питания, у крестьян отбирали весь хлеб и под страхом расстрела запрещали покидать свои деревни. Население миллионами умирало голодной смертью. Частично уничтожен и частично вышвырнут из страны цвет русской интеллигенции, мозг страны, который, как известно, Ленин называл говном {1} 1 В письме М. Горькому от 15 сентября 1919 года. . Перед самой войной Сталин расстрелял или послал в лагеря практически весь комсостав Красной армии.

Всё это означает, что многие характерные черты русского народа претерпели катастрофические изменения. Но ведь тем и интереснее посмотреть на них сейчас, на переломе российской судьбы. Нам выпало жить в очень сложное время, когда всё меняется с калейдоскопической быстротой, когда вчерашние истины утром оказываются откровенным обманом, а то, что совсем недавно казалось сущим вздором, начинает смотреться под совсем другим углом, «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», — писал Тютчев. Блажен-то блажен, но порой так хочется минутки определённости, возможности остано виться и оглянуться. На ум приходит старое китайское проклятие, совсем не по Тютчеву: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!»

Вряд ли образованный иностранец не слышал выражения «загадочная русская душа». И пожалуй, каждый русский, получавший в школе по литературе хотя бы «четвёрки», в состоянии процитировать Тютчева насчёт того, что умом, мол, Россию не понять, аршином общим не измерить.

Правда, тут сразу же возникают вопросы: аршин — это, простите, сколько? И с каких это пор аршин — общий? Пожалуй, в самом деле впору задуматься: может, русская душа и вправду потёмки? Вот и меры у неё какие-то не такие, и почему-то эти меры считаются общими, хотя сами русские уже давно не помнят, сколько в аршине сантиметров. (Так и быть, подскажем: 71 сантиметр.)