Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

— Я всегда слышала, что мужчины страдают, если они возбуждены, а девушка не… не хочет заниматься любовью.

— Это, в основном, мужская пропаганда, Луиза. Если у мужчины наступает эрекция, и ему неудобно, он вполне может справиться с этим разными способами. Он не беспомощен. Мужчинам на самом деле нравится приходить в возбуждение при помощи всякого рода сексуальных стимулов в обстоятельствах, когда никакое завершение невозможно, — стриптиз-шоу, журналы и т. п. Но хватит лекций. Нет, Луиза, мое беспокойство от того, что вы разденетесь, связано не с возможным физическим дискомфортом.

— Но вы говорите, что обеспокоены.

— Да. По двум причинам. Во-первых, я знаю, что многие мои коллеги сурово осудили бы меня за то, что я позволил вам раздеться. Мы, терапевты, должны во время терапии избегать любых действий, кроме слов, особенно любых сексуальных действий, и нарушение границы может вызвать скандал. Я с этим не согласен, но когда мы говорили о том, что вы снимете одежду, я обнаружил, что думаю именно об этом.

— Не думала, что могу причинить вам неприятности! Давайте просто забудем обо всем об этом. Кроме того…

— Нет, Луиза, я не хочу так просто убегать. Мы позволяем определенной традиции влиять на нашу жизнь, точно так же, как вы позволяли влиять на нее предписаниям миссис Кольтен. Я нахожусь под воздействием этой традиции, — фактически, я верю, что она во многом правильная, — но не хочу слепо подчиняться ей. Мы с вами должны подумать вместе и осознать все как можно яснее, чтобы выбрать, как нам действовать. Любой готовый ответ, подсказанный извне, — это избегание своей собственной ответственности и своей собственной жизни.

— Все же я беспокоюсь за вас.

— Это многое значит для меня, Луиза, но это не единственное обстоятельство. Я сказал, что существует вторая причина моего беспокойства о том, что случится, если вы разденетесь. Она касается значения, которое это имеет для вас и для нас обоих именно сейчас. Вы думали о том, что может случиться, когда вы разденетесь?

Ее прерывистое дыхание само по себе был достаточным ответом. Луиза пристально посмотрела на меня и расхохоталась.

— Это не очень джентльменский вопрос, доктор. — Мы оба усмехнулись, и она продолжала. — Да, я подумала, что это было бы очень здорово.

— Сформулируйте.

— У меня была маленькая фантазия, в которой… О! Опять! Боже! Мне действительно трудно говорить об этом прямо. О’кей, вот: у меня была фантазия, в которой я раздевалась, и затем вы обнимали меня — как тогда, когда я уходила в прошлый раз, и… ух! Так трудно говорить, когда дыхание перехватывает. А затем мы лежим на кушетке и занимаемся любовью. Хм-м-м-ф-ф-ф! Здесь! — Она возбужденно дышала.

— Надеюсь, фантазия не была столь схематичной, как вы рассказали, — улыбнулся я. Луиза была страстной женщиной. Теперь, когда она преодолела самый сильный из своих страхов, ее эротическая привлекательность вновь обрела полную силу и стала действительно мощной. Я посмотрел на нее в этом открытом сарафане и представил: она снимает его, а потом снимает трусы, которые, возможно, были единственным, что еще на ней было надето сейчас. У меня перехватило дыхание. Прекрати, Джим, вернись к работе!

— Нет, не была, но я действительно не хочу произносить это сейчас вслух.

— О’кей, но вопрос вот в чем: что случится после того, как вы разденетесь? Я действительно нахожу вас привлекательной, Луиза, и я могу с легкостью представить, как прекрасно было бы заниматься с вами любовью. Но по целому ряду причин, — часть из которых связана с нашими отношениями и вашей терапией, а часть лежит вне этого и касается других сторон моей жизни, — по всем этим причинам я должен принять решение не вступать с вами в сексуальную связь. Поэтому…

— О, я знаю об этом. Я и не думала, что это может произойти на самом деле. Вы спросили, и я вам ответила. Нет, то, что я хотела сделать — сейчас это чувство как бы ушло, — просто надо быть такой же обнаженной, как на тех снимках.

— Это звучит очень здорово, Луиза.

Она была молчалива и неподвижна. Я почувствовал себя удивительно спокойно. Вероятно, я должен был подумать еще о многом. Существует еще и возможность скандала, если кто-нибудь узнает. О, ерунда, я устал быть осторожным и отворачиваться от жизни. Луиза показывала мне пример большего мужества. Сиди спокойно и наслаждайся ее откровенностью и ее телом.

Ее руки медленно поднялись вверх и начали развязывать бретельки на шее. По-прежнему медленно руки опустились вниз вместе с тесемками, так что верхняя часть сарафана уже ни на чем не держалась. Поколебавшись, руки опустились еще ниже, обнажив ее груди. Затем она внезапно остановилась и, затаив дыхание, скрестила руки на груди.