под ред. М. Ромашкевича - Эротический и эротизированный перенос

В своей работе "Амэ и любовь в переносе" Такео Дой движется в ином направлении. Дой объясняет, что амэ, японское понятие, относится к разновидности "потакающей зависимости", подобной той, какую испытывает ребенок, когда ищет мать. Амэ не исчезает у взрослых, но остается интегральной частью различных эмоций. Хотя Дой признает, что описание Фрейдом любви в переносе точно, он полагает, что "сутью любви в переносе" может быть амэ и что понимание ее таким образом делает любовь в переносе менее соблазнительной для реагирования на нее эротическим образом. В очень тонком рассуждении о психоаналитических взаимообменах Дой высказывает мысль, что подлинность амэ может подтверждаться невербальным образом и что "в успешном анализе будет иметь место нечто, вполне подобное инсайту в глубь амэ со стороны пациентки, и его признание со стороны аналитика". Для наглядности он приводит несколько клинических литературных набросков, сделанных Эвелин Швабер, которые иллюстрируют чувствительность аналитика к амэ (хотя Швабер не мерила взаимообмены подобным образом). Дой высказывает интересное предположение будто то, что Фрейд не был знаком с этим понятием, являющимся важным ингредиентом в любых межличностных взаимоотношениях, может объяснить, почему он оказался не в состоянии принять какую-либо модель реальной жизни в качестве рекомендуемого направления действий для аналитика.

Дэниэль Стерн также обращает внимание на то, что может быть названо почвой для любви в переносе. Рассматривая этот феномен с точки зрения эволюционной перспективы, Стерн фокусирует внимание на различии между отыгрыванием и припоминанием в отношении как прошлого в противовес настоящему, так и любви в переносе в противовес обычной любви. Он отмечает важный момент, что для Фрейда инфантильная любовь была не просто моментом зарождения любви в переносе, но была с ней изоморфна. Стерн считает, что хотя Фрейд рассматривает другие клинические феномены (например, воспоминания) как коренящиеся в прошлом, он не считает вспоминаемый феномен точной копией ранее пережитого феномена. Текущая версия всегда некоторым образом реконструируется. Отыгрывание, с другой стороны, антитетично воспоминанию в том, что привносит прошлое в настоящее непосредственно копируя его: "Соответственно, отыгрывание не проходит через трансформирующий процесс серийных (ре)конструкций, как это неизбежно происходит с воспоминанием". Любовь в переносе несколько причудлива, потому что лежит на границе между припоминанием и отыгрыванием. Как отмечает Стерн, сам Фрейд никогда не конструировал эволюционный последовательный ряд любви, но оставлял эту проблему открытой для других исследователей.

Стерн переходит к довольно перспективному контрапункту между определенными поведениями диад младенец — мать и любовников, которые в сущности идентичны — например, "близостью лиц друг к другу... выполнением особых жестов, таких, как поцелуй, крепкое объятие, прикосновение". Он заключает, что "не только момент зарождения физического языка любви является очень ранним, до-вербальным, но и сам ее язык — это язык действия".

Стерн переходит от публичного поведения к рассмотрению интрапсихического переживания любви, соотнося интерсубъективность в жизни младенца с интимностью взрослых любовников. Он находит, что "инфантильные "корни" и "прототипы" включают в себя намного больше, чем объектный выбор... Они включают по крайней мере особенности физического языка любви; диапазон и глубину интерсубъективного участия; тот способ, которым взаимно создаются смысл и интенсивность потребности для передачи разделяемых смыслов; степень неповторимости выбранного объекта; временные и интенсивные движущие силы процесса влюбленности". Большинство из них регистрируются как моторные воспоминания, как процедурное знание, как сенсорно-моторные скелеты, как эпизодические, а не символические события. Приведя те компоненты любви, которые никогда не достигают сознания, Стерн рассматривает любовь и любовь в переносе на фоне данного континуума, полагая, что "не совсем ясно, существует ли теоретическая пограничная линия между переносом и отыгрыванием в ситуации любви в переносе". Он придерживается точки зрения Лапланша и Понталиса, полагая, что Фрейду не удалось провести явное отличие — или показать связи — между феноменом повторения и феноменом отыгрывания в переносе. Стерн заключает, что хотя отыгрывание может быть сопротивлением, "психоанализ преувеличил... такое разделение на действие и припоминание, не выделяя различные виды действий, которые были хорошо известны Фрейду". Стерн считает, что до некоторой степени аналитик должен позволять разыгрывание паттернов действия, так как единственная "тропа к воспоминаниям лежит в совершении моторного действия". Он заканчивает свою работу постановкой ряда очень важных теоретических вопросов, включая имеющий первостепенное значение вопрос о том, как откладываются воспоминания, роль моторной памяти по сравнению с другими ее видами, различие между действием и актуализацией и, возможно, наиболее важное в его работе, базисное различие между повторением (или припоминанием) в переносе в противовес повторению посредством отыгрывания.