Андрей Гнездилов - Лабиринты души

Невозможно объяснить, какие силы держали яхту на поверхности. Исковерканная до неузнаваемости, она являла собой жалкое подобие корабля и была готова каждую минуту пойти ко дну.

Кроме Лэсси и капитана, никого не осталось на палубе. Команда нашла свою судьбу в клокочущей пасти пучины. И, хотя основной натиск урагана миновал, море продолжало свою безумную пляску, которой правила смерть. Разбитая яхта должна была стать последней ее жертвой, и волны, исполненные ненависти, хлестали судно, как голодные звери, добивающие добычу.

И вдруг на гребне водяной горы, нависшей над яхтой, обрисовался силуэт черного пса с оскаленной мордой. Ветер трепал его шерсть, пена кровавилась под могучими лапами. Он мчался по волнам с хриплым лаем, и волны отступали перед ним, словно боясь бешеной ярости его клыков. Яхта, бессильно перекидываемая с борта на борт, вдруг вздрогнула и выпрямилась. Внутри круга, по которому скакала призрачная собака, море успокоилось и судно точно попало в уютную бухту, а за пределами его невыразимым кошмаром бесновалась буря.

Пережитое потрясение повергло Лэсси и капитана в тяжелое беспамятство, а пробуждение показалось им счастливым, несбыточным сном. Жалкие останки их судна прибило к небольшому песчаному островку. На море стоял штиль, и солнце весело сверкало в маленьких, резвых волнах. Чайки деловито бродили вдоль берега, выискивая среди вырванных водорослей погибшую во время бури мелкую рыбешку. Ошеломленные и притихшие мореплаватели не верили в свое спасение, перед их глазами еще вставала страшная картина бушующих валов в блеске голубых молний.

Звук шагов заставил их встрепенуться. Пошатываясь, на палубу поднялся Мистигрис.

— Вы живы?! — воскликнул изумленный капитан.

— Да, а что случилось?

Ответ его был столь искренен, что пресекал любые подозрения, но совсем невероятным казалось его объяснение, будто он проспал в своей каюте сутки шторма, чуть не погубившие яхту.

— Вы трус, — заявил капитан, — и прятались, в то время когда ваши товарищи сражались за жизнь корабля.

Мистигрис с тревогой взглянул на Лэсси, но она отвела глаза.

Два дня спустя проходящее мимо судно подобрало их. Черный остов разбитой яхты остался позади на отмели, и только шкатулку увозила с собой Лэсси из несчастного путешествия. Капитан во всем винил Мистигриса и не разговаривал с ним. Добравшись до города, они расстались, даже не попрощавшись.

Прошло три месяца. Как-то в дождливый вечер, когда улицы пусты, Мистигрис опять отправился бродить по старому парку. На одной из аллей его окликнула Лэсси.

— Я знала, что рано или поздно вы придете сюда! — воскликнула она, сжимая его руку.

— Разве вы ждали меня?

— Да, — ответила Лэсси. И быстро продолжала: — Мистигрис, я много думала о вашей истории и поняла, что она не окончена. Не могли бы вы рассказать еще о собачьей леди?

Он задумался, затем кивнул.

— Хорошо, но в обмен вы расскажете о шторме и как погибли те, кто был с вами.

Итак, вы оказались проницательны, Лэсси, история о леди имела продолжение. Когда она вернулась на корабль, то встретила там капитана Гоббса. После падения за борт он успел уцепиться за кормовой трос, дьявольская ревность подсказала ему план спрятаться в потайной каюте, чтобы испытать чувства леди и подготовиться к мести. Это его рука вершила скорый суд над всеми преемниками, а расчет, что страх перед карающим призраком будет действовать вернее, чем угроза живого, вдохновлял его. С — исчезновением доктора, для расплаты с которым Гоббс только выбирал удобный момент, все должно было встать на свои места. Но капитан ошибся. Если прежде у него еще оставались надежды завоевать сердце леди, то теперь оно закрылось навсегда. Словно волшебной чертой она окружила себя, и никому из мужчин не было дано переступить ее. Это обстоятельство могло бы умерить ревность Гоббса, но леди все свое внимание, все свои чувства обратила на собаку. Капитан усмотрел в этом оскорбление. Вначале он пытался приручить пса. Громадных размеров, с иссиня-черной длинной шерстью, необычайно понятливое, животное вызывало уважение и польстило бы любому, кто получил право называться его хозяином. Но ни окрики, ни изысканные угощения не действовали на Ами, как прозвала собаку леди. Она единственная смела прикасаться к собаке и отдавать приказания. Если же кто иной намеревался проявить вольность, пес поворачивал голову и пристально смотрел в глаза дерзкому. Никому не удавалось перенести его взгляд, даже Гоббс, вооруженный пистолетом, отворачивался, не в силах выдержать этих зеленых лучей, за которыми скрывался разум, не уступавший человеческому.