Сьюзен Форвард - Токсичные родители

Сэнди : Они хотели спасти мою душу. Если бы я им была безразлична, они бы не стали так стараться.

Сюзан : Давай посмотрим на это с другой точки зрения. Если бы ты не сделала аборт и у тебя родилась бы дочь. Ей сейчас было бы где-то 13 лет, так? (Сэнди кивнула, ещё не понимая, куда я клоню). Представь себе, что она забеременела. Ты стала бы обращаться с ней, как обращались твои родители с тобой?

Сэнди : Ни за что в жизни! (Она тут же поняла, что означали эти слова).

Сюзан : Ты показала бы ей, как сильно любишь её, и твои родители должны были сделать то же самое по отношению к тебе. Вина на них, а не на тебе.

Сэнди провела половину жизни, строя защитную стену. Такие защитные стены обычное явление среди взрослых детей «тех самых» родителей. Эти стены можно возвести из разных психологических кирпичей, но основным материалом в стене Сэнди и самым распространённым был и самый упрямый из кирпичей: отрицание.

Отрицание является одновременно самой вредной и самой могущественной психологической защитой. Отрицание прибегает к фиктивной реальности, чтобы уменьшить важность того или иного болезненного жизненного опыта или чтобы отрицать существование этого опыта. Отрицание может заставить нас забыть то, что наши родители сделали с нами, и таким образом продолжать верить в непогрешимость родителей.

Облегчение, которое приносит отрицание, в лучшем случае временное, и оно всегда дорого нам обходится. Отрицание это закрытая крышка на нашей эмоциональной скороварке: чем больше времени мы оставляем её закрытой, тем больше давления накапливаем внутри. Рано или поздно давление сорвёт крышку и мы окажемся перед эмоциональным кризисом. Когда это происходит, нам ничего не остаётся, как встретиться лицом к лицу с той правдой, осознания которой мы так отчаянно старались избежать, и ситуация осложняется тем, что мы вынуждены делать это в момент большого стресса. Если бы мы могли напрямую встретиться с нашим отрицанием, мы могли бы избежать кризиса, открыв клапан, который контролирует давление, и выпустив пар.

Но, к сожалению, нам редко приходится сталкиваться с наши отрицанием напрямую.

У наших родителей есть свои системы отрицания. Когда мы стараемся восстановить картину нашего прошлого, и особенно если эта картина представляет их в невыгодном свете, весьма возможно, что наши родители начнут настаивать на том, что «всё было не так плохо», «было не так» или «вообще не было, не было и всё». Эти утверждения могут заставить взрослого человека отказаться от попыток восстановить персональную историю, а также – подвергнуть сомнению его собственные воспоминания и впечатления. Они подрывают в человеке уверенность в собственной способности к адекватному восприятию реальности и затрудняют восстановление положительной самооценки.

Отрицание Сэнди было настолько мощным, что не только не позволяло видеть реальность, но и не позволяло ей признать, что она может что-то видеть. Я понимала её боль, но мне необходимо было убедить её хотя бы предположить, что образ её родителей был фальшивым. Я попыталась представить ей дело в наименее угрожающем виде: «Я уважаю твои чувства к родителям и твоё доброе мнение о них. Я уверена, что, когда ты была маленькая, они делали ради тебя что-то хорошее. Но я знаю, что одна часть тебя знает или, по крайней мере, чувствует, что любящие родители не нападают с такой жестокостью на чувство собственного достоинства и на самооценку дочери. Я не хочу, чтобы ты покинула родителей или церковь: тебе необязательно отказываться от семьи и от религии. Но возможность выйти из депрессии, вероятнее всего, находится в зависимости от твоей способности отказаться от мифа о непогрешимости и совершенстве твоих родителей. Они были жестоки и причинили тебе вред. Неважно, в чём ты ошиблась: ошибка уже была допущена, и сколько бы они потом ни пилили тебя, они не могли этим её исправить. Разве ты не чувствуешь, какую рану они нанесли тебе-ребёнку, и как бессмысленна была их жестокость?»

«Да», произнесённое Сэнди, едва можно было расслышать. Я спросила её, было ли ей страшно думать обо всём этом, и она одобрительно кивнула, так как сила страха лишила её возможности говорить, но она набралась храбрости продолжать терапию.

После двух месяцев терапии Сэнди сделала некоторый прогресс, но продолжала цепляться за миф о совершенных родителях и винить себя во всех несчастьях своей жизни. Я попросила её пригласить родителей на одну из терапевтических сессий в надежде на то, что если бы мне удалось убедить их в том, что их поведение нанесло Сэнди огромный вред, они бы приняли часть ответственности за случившееся на себя и облегчили бы дочери задачу восстановления обрушенной самооценки.