Владимир Дружинин - Варианты жизни. Очерки экзистенциальной психологии

Культ бессмертия порождает религию. Человек жаждет вечности, потому и хоронит своих мертвецов («человек есть животное, хоронящее мертвых»), в отличие от прочих животных, возводит пирамиды и дольмены, мавзолеи и памятники, а сам живет в землянках и хижинах. Все это – от желания обрести еще одну, но вечную жизнь.

Человек не желает умирать – и это его главное желание. По мысли Унамуно, каждый человек значит больше, чем все человечество вместе взятое, и нельзя одним жертвовать ради всех. Это возможно лишь тогда, когда все жертвуют ради каждого. Проблема долговечности собственной личной души превращает человека в центр Вселенной: «Я требую бессмертия не на основании какого-то своего права или каких-то своих заслуг; это только моя потребность, это то, в чем я нуждаюсь, чтобы жить» [9]. Гарант бессмертия индивидуальной души – Бог, и человек начинает творить его усилиями своей веры и воображения. Только приняв веру в Бога, человек обретает уверенность в существовании – и существовании вечном! – своей души после смерти. Если вера в человеке ослабевает, то теряется надежда на бессмертие. Человек предпринимает попытки увековечить себя в этой жизни, ибо только слабые покоряются смерти, а сильные выплескивают свою силу «по ту сторону смерти».

Унамуно убежден, что творчество и достижения существуют не для удовольствия творящего, а ради удовлетворения его жажды увековечить себя здесь и теперь: иначе бы художники, музыканты и поэты не ставили бы свои подписи под произведениями: «Спросите любого художника, пусть скажет, только искренне: что бы он предпочел: чтобы погибло его произведение, но память о нем сохранилась, или же наоборот, и сами увидите, что он вам скажет, если, конечно, будет действительно искренен. Если человек трудится не для того, чтобы жить и жить помаленьку, он трудится для того, чтобы остаться в живых и жить вечно» [10].

Добавлю от себя: средневековые художники (по крайней мере, до наступления кватроченто) не ставили подписи под своими работами, и проблема авторства меньше всего занимала сочинителей саг и героических песен. Ослабление веры привело к индивидуализации и к стремлению автора увековечить свое «Я» в этом земном мире. Древние греки тоже не верили в спасение души после смерти, и поэтому их произведения не анонимны.

Отсутствие веры в загробную жизнь и бессмертие души, неопределенная надежда и сомнения – а буду ли я после смерти – толкают людей на борьбу за утверждение своей личности здесь и теперь. Люди не только стремятся воздвигнуть себе пирамиды, памятники или хотя бы вписаться при жизни в энциклопедические словари и справочники. Они встают на путь конкуренции с другими людьми – живыми и мертвыми: на пьедестале бессмертия не всем хватит места. С тщеславным человеком происходит то же самое, что и со скрягой: страшное желание выжить заставляет его принять средства за цели. По этому поводу Унамуно пишет: «Когда нас обуревают сомнения и затуманивают нашу веру в бессмертие души, с возрастающей силой и болью отзывается в нас жажда обессмертить свое имя и славу. И отсюда эта ожесточенная борьба за то, чтобы выделиться, за то, чтобы каким-то образом пережить себя в памяти других людей и будущих поколений. Эта борьба в тысячу раз более жестокая, чем борьба за существование, и она придает особый тон, колорит и характер нынешнему нашему обществу, которое утрачивает средневековую веру в бессмертие души. Каждый жаждет самоутверждения, хотя бы иллюзорного» [11].

Одержимость манией оригинальности, славы и культ таланта – признаки охватившего людей сомнения в бессмертии души. Люди предпочитают, чтобы превозносили их талант, нежели говорили, что они совершают праведные деяния. Люди стремятся действовать скорее безрассудно, но талантливо, чем целесообразно, но бездарно. Они вступают в ожесточенную конкуренцию друг с другом, ревнуют к гениям, уже мертвым, оспаривая их славу. Иконоборец хочет заменить иконы собственными священными образами. Ученик, выступая с критикой своих учителей, защищает себя и свое место на небесах славы. Ради жажды славы, уникальности приносится в жертву и земная жизнь и счастье: даже геростратова слава лучше забвения. Она точно произрастает из жажды бессмертия. Эта страсть к сохранению памяти о нас после смерти порождает зависть, которая в тысячу раз страшнее голода, ибо это голод духовный. Преступление, начинающее историю человечества, порождено завистью – убийство Авеля Каином.