Альфред Щеголев - Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности

Женщина не имеет потребности в ребенке до тех пор, пока ей достаточно влюбленности мужчины. Инстинкт деторождения заявляет о себе в женщине при известном изживании взаимного полового влечения у влюбленной пары, при первом движении к ослаблению его со стороны мужчины, в том незаметном даже ему самому внутреннем движении к отходу, которое женщина чувствует первой.

Ребенок – не смысл и цель любви, как полагают формально мыслящие люди, это живой памятник любви. Если половое влечение не приводит мужчину к великому творчеству любви, к воплощению того волшебного сна наяву, который грезится обоим в период влюбленности и который вбирает в себя всю красоту и смысл полового влечения, то оно побуждает к творчеству женщину, причем к творчеству сугубо женскому – созиданию живой плоти ребенка, оно склоняет ее к материнству. Женственность преображается в материнство, женщина обращена теперь к своему ребенку, она душевно взаимодействует с ним, и эти внутренние любовные токи становятся великим благом для него, тем великим материнским благословением на жизнь, без которого нет радостного детства, а стало быть, нет счастья у человека. И потому радость материнства это не радость разделенной любви, она наполнена тихой грустью, нежностью и грустью...

Женственность и мужественность создают сообразное полу психическое обрамление инстинктивных побуждений. Возьмем пищевое и оборонительное поведение. Для женщины кормление, вскармливание – одна из природных функций ее материнского организма, женщина – существо питающее. Приготовление пищи было всегда не только ее обязанностью, но в известной мере и ее естественной потребностью. Недаром во все времена женщина была хранительницей домашнего очага – символом тепла, сытости, покоя.

Женщина-мать кормит своего младенца грудным молоком, и грудное вскармливание, если оно не осложнено никакими удручающими обстоятельствами, доставляет ей особое удовлетворение. От природы способная к созданию живого универсального продукта, каковым является ее грудное молоко, женщина инстинктивно лучше и тоньше чувствует вкусовые достоинства и недостатки пищи, она искуснее сочетает пищевые компоненты, получая в конечном итоге вкусовую гармонию.

Существует достаточно расхожее мнение, что лучшими и более изысканными поварами являются мужчины, но приготовленные ими яства – лакомства гурманов – сплошной вкусовой продукт, то есть тешат язык и калечат желудок. На праздничном мужском столе долго не протянешь, и как прав был Л. Толстой, который говорил: «Бог создал пищу, а дьявол – поваров».

Кормление – своеобразное творчество женщины, оно направлено в конечном итоге не на создание вкусового продукта, как это может показаться поначалу, но на достижение при помощи этого продукта определенного благодушного и общительного состояния у едящих. Женщина своим столом исподволь создает для окружающих добродушно-благожелательный фон общения. Она испытывает удовлетворение от того, что кормит, насыщает, потчует и тем самым создает физический и душевный комфорт тем, кого кормит и кого любит, о ком заботится.

В совместной трапезе мужчины и женщины есть своя половая символика. Можно сказать, что мужчина хочет есть, женщина хочет накормить. Сама для себя женщина редко готовит какие-то особые кушанья. Если у женщины не возникает желание накормить мужчину, это значит, что он ей душевно безразличен, если она не хочет есть вместе с ним, она никогда не захочет иметь от него ребенка. Кухня в бытовом общении полов занимает не менее важное место, чем спальня.

Теперь об оборонительном поведении.

Если мужчина в случае опасности стремится воздействовать на враждебный объект, нейтрализовать или уничтожить его, то женщине такое поведение присуще лишь частично. В критических ситуациях, представляющих угрозу жизни, женщина больше уходит в себя, и потому ее действия могут быть хаотичны, а наглядно демонстрируемая дезорганизация поведения провоцирует мужчину на ее активную защиту. (Заметим, кстати, что женщина иногда совершенно искренне пугается чего-либо в присутствии мужчины, бессознательно испытывая тем самым его готовность и способность ее защитить.)

Но женщина начинает действовать активно и целенаправленно – и даже, может быть, активнее, чем иной мужчина, – когда опасность касается значимого и бесценного для нее существа, которое она любит, лелеет, в котором живет ее душа. Это может быть ребенок, муж, близкий и дорогой ей человек или даже просто живое, любимое ею существо. Здесь во враждебности к своему недругу она мстительна и агрессивна, а потому страшна и опасна более, чем мужчина. Ее самозащита направлена скорее на сохранение и оберегание от надругательств и уничтожения в первую очередь своей душевной святыни и уже потом – на защиту целостности своего тела. Она вообще парадоксально относится к возможности своей физической смерти. Она словно боится не самой неизбежности смерти, а того, что таится за ней. Страх перед смертью собственного тела не так велик в ней, как страх перед распадом того внутреннего мира, которым она живет, тех чувств, надежд, упований, которые дают ей душевные силы и возможность жить. Для женщины тело – средство самозащиты, для мужчины – цель самозащиты. Мужчина остро реагирует на опасность, выделяя в ней тот враждебный для него акцент, который особенно грозит его существованию. Именно это делает его и лучшим воином.