Милтон Эриксон. - Мой голос останется с вами.

Они приехали ко мне. Я сказал: «Разве вам уже не достаточно ссор? Почему бы не начать радоваться жизни?» И с тех пор их жизнь стала очень приятной. А тетя моего бывшего пациента пыталась убедить свою сестру приехать ко мне, потому что его мать была очень несчастна.

В этом рассказе Эриксон в свойственной ему косвенной манере отвечает своим критикам, которые спрашивали его о завершении терапии и ее результатах. Он ясно дает понять, что лечение головной боли было успешным, говоря, что «бывший пациент из Филадельфии» послал к нему на прием своих дядю и тетю. Также очевидно, что их отношения изменились к лучшему, поскольку тетя почувствовала, что Эриксон может помочь ее сестре. Эриксон часто начинает рассказывать о случаях с больными, ссылаясь на предыдущего пациента, которого удалось успешно вылечить.

Этот рассказ Эриксон мог бы рассказать тогда, когда кто-то в группе внутренне спорит с ним или с самим собой. Он выделяет фразу: «Разве не достаточно вам уже ссор?»

Эта история может показаться неправдоподобной. Однако я оставляю ее здесь ради той притягательной силы, которой обладает ее простота.

Я попросил Эриксона рассказать нам побольше о той ситуации, в которой давались эти простые внушения. Сколько времени ему понадобилось, чтобы установить раппорт? Погружал ли он эту пару в гипноз?

Он ответил: «Я просто использовал транс в бодрствующем состоянии, который потом достиг чуть более глубокой степени легкого транса… Я спросил их: „Почему бы не радоваться жизни? У вас за плечами уже свыше тридцати лет ссор. Я думаю, что брак должен приносить радость. А у вас осталось не так много времени, чтобы радоваться совместной жизни.“ И они оценили эту мысль».

Слишком многие терапевты считают, что они должны помогать пациенту изменяться и направлять эти изменения. А психотерапия похожа на снежный ком, катящийся с горы. Катясь вниз, он становится все больше и больше, превращаясь в лавину, которая сравнима уже с самой горой.

Когда я подошел к Эстабруксу, профессору психиатрии Нью-йоркского «Освего Колледж», он сказал мне: «Я включил тебя в расписание семинаров, и ты сегодня вечером проводишь встречу с учителями». Я знал, что придут еще и многие желающие и что мне предстоит проделать много не связанной с лекцией работы, прежде чем я войду в аудиторию. Однако это меня не беспокоило, потому что я знал, что могу говорить, и я знал, что могу думать, и я знал, что научился многому за эти годы.

В этой небольшой зарисовке и в двух последующих Эриксон формирует отношение доверия к долговременной памяти и к бессознательно накопленному знанию. Он подчеркивает тот факт, что бессознательное является хранилищем воспоминаний и навыков, которые можно вызвать спустя много лет. Он очень любил цитировать Вилла Роджерса: «Нам создает проблемы не то, чего мы не знаем. Нам создает проблемы то, что оказывается не таким, каким мы его знаем». И Эриксон обычно добавлял: «То, что мы знаем, но не знаем о том, что мы это знаем, создает нам еще большие проблемы».

В деревне Ловелл, штат Висконсин, первый снег выпал осенью, двенадцатого ноября, около четырех часов дня. А ребенок, сидевший на третьем ряду, на третьем месте, прямо у окна, спрашивал себя – как долго я буду помнить это?

Мне тогда было просто интересно знать. Я знал точно… Я знал, что это было 12 ноября 1912 года. Тогда шел легкий снежок.

У нас на ферме были две книги – история Соединенных Штатов и полный энциклопедический словарь. Я читал словарь от корки до корки, несколько раз, снова и снова. И у меня был огромный запас слов. Гораздо позже, когда я выступал с лекциями в МокТане, один врач пригласил меня к себе домой провести вечер. Когда мы седели, он достал очень необычный спиралевидный предмет и спросил: «Вы знаете, что это?»

Я сказал: «Да, это бивень нарвала». «Вы первый человек, который, посмотрев на эту вещь, узнает ее, – сказал он.Мой дед был китобоем и, добью нарвала, взял этот бивень. Он хранился в нашей семье. Я никогда никому не рассказывал об этом. Я даю людям возможность подержать и поразглядывать его, и они удивляются, удивляются, удивляются. Как вы узнали, что это бивень нарвала?»

Я ответил: «Когда мне было пять или шесть лет, я видел его на картинке в энциклопедическом словаре».

Много людей беспокоилось из-за того, что мне уже было четыре года, а я все еще не говорил, в то время как моя двухлетняя сестренка уже говорила. И она все продолжает говорить, хотя так до сих пор ничего не сказала. Многие были сильно огорчены тем, что я был четырехлетним ребенком и не мог говорить.