Кэрол Теврис - Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия

Конечно, наши воспоминания также могут быть очень подробными и точными. Мы помним наши первые поцелуи и наших любимых учителей. Мы помним семейные истории, фильмы, свидания, бейсбольную статистику, детские унижения и триумфы. Мы помним главные события своей жизни. Но, если мы что-то неправильно запоминаем или не помним — наши ошибки неслучайны. Повседневные ослабляющие диссонанс искажения воспоминаний помогают нам понимать мир и защищать наши решения и убеждения. Искажения еще сильнее, если они мотивированы желанием сохранить устойчивую и последовательную я-концепцию, желанием быть правым, потребностью сохранить самоуважение, потребностью оправдать наши ошибки или плохие решения, или потребностью найти объяснение, желательно, не из отдаленного прошлого, наших текущих проблем [79]. Измышления, искажения и простое забывание — это «рядовые солдаты» памяти, которых она призывает на передовую, когда «тоталитарное эго» хочет защитить нас от боли и смущения, возникающих, когда наши действия диссонируют с важными для нас аспектами нашего я-образа: «И я сделал это?». Вот почему исследователи памяти любят цитировать Ницше: «„Я это сделал“, — говорит моя память. „Я этого не делал“, — говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов, память сдается».

У Кэрол есть любимая детская книга, написанная Джеймсом Тербером «Замечательное О» («The Wonderful О»), которую, как она помнит, ей в детстве подарил отец. «Ванда пиратов захватывает остров и запрещает его жителям произносить слова, в которых есть буква О, или пользоваться предметами, в названиях которых она есть, — вспоминает Кэрол. — Я хорошо помню, как мой папа читает мне книгу, и мы вместе смеемся, думая о робкой Офелии Оливер, которая называет свое имя и фамилию, пропуская О, и получается „Фелия Ливер“. Я помню, как храбро пыталась вместе с островитянами догадаться о четвертом слове с буквой О, которое никогда нельзя терять (первые три это love — любовь, hope — надежда и valor — доблесть), а мой папа поддразнивает меня: Орегон? Орангутанг? Офтальмолог? А потом недавно я нашла мое первое издание „The Wonderful О“. Книга была впервые опубликована в 1957 г. — через год после смерти моего отца. Я смотрела на дату в недоумении и не верила своим глазам. Очевидно, кто-то другой дал мне эту книгу, кто-то другой читал ее мне, кто-то другой смеялся вместе со мной над Фелией Ливер, кто-то другой хотел, чтобы я поняла, что четвертое О нужно было искать в слове freedom — свобода. Кто-то, кого я забыла».

Эта история иллюстрирует три важных качества памяти: во-первых, то, как трудно осознавать, что яркие воспоминания, наполненные эмоциями и подробностями, ошибочны, во-вторых, что, даже если мы абсолютно, совершенно уверены в точности наших воспоминаний, это не означает, что так и есть на самом деле, и, в-третьих, что ошибки нашей памяти поддерживают наши сегодняшние чувства и представления. «У меня есть ряд воспоминаний о моем отце, — замечает Кэрол, — каким он был добрым человеком, веселым и преданным отцом, любившим мне читать, копаться вместе со мной в книгах, играть со мной в слова. Поэтому для меня было логично предполагать, нет, помнить, что это он читал мне „The Wonderful O“».

Метафоры памяти соответствуют исторической эпохе и технологии. В прошлых столетиях философы сравнивали память с мягкой восковой табличкой, которая сохраняет все, что на ней отпечаталось. С приходом печатного станка люди начали думать о памяти как библиотеке, хранящей события и факты для последующего извлечения и использования. (Те из нас, кто достиг определенного возраста, так и думают о ней, бормоча о том, что мы «архивировали» информацию в нашем переполненном мозговом архиве). С изобретением кино и магнитофонов люди стали думать о памяти как о видеокамере, которая включается при рождении и автоматически записывает все, что происходит впоследствии. Сейчас мы думаем о памяти, используя компьютерную терминологию, и хотя некоторые из нас хотели бы иметь больше «оперативной памяти», мы предполагаем, что почти все происходящее с нами «сохраняется». Наш мозг может не просматривать все эта воспоминания, но они в нем сохранены и ожидают, когда вы их извлечете и, запасшись попкорном, просмотрите, как в кинотеатре.

Эти метафоры памяти популярны, они обнадеживают, но они неверны. Воспоминания вовсе не похоронены где-то в мозгу подобно костям на местах археологических раскопок, и мы не можем их выдергивать из земли как редиску, а если мы все-таки «раскопали» воспоминания, их трудно сохранить так, чтобы они не теряли качества. Мы не помним всего, что произошло с нами — мы выбираем лишь основные факты. (Если бы мы не забывали, наш мозг не смог бы работать эффективно, так как утонул бы в психологическом мусоре — сведениях о температуре в прошлую среду, скучной беседе, случайно подслушанной в автобусе, телефонными номерами, которые мы когда-либо набирали). Более того, извлечение воспоминаний из памяти вовсе не похоже на считывание файла или проигрывание магнитофонной записи: это больше похоже на просмотр отдельных кадров из фильма и попытку сообразить, как могла бы выглядеть вся сцена. Мы можем механически запоминать и воспроизводить поэзию, шутки и другие виды информации, но, чтобы запомнить сложную информацию, мы организуем ее, выстраивая историю.