Мануель Смит: Тренинг уверенности в себе

Предисловие

Теория и практические навыки ассертивной терапии (Ассертивный (assertive, англ ) — настойчивый, умеющий настоять на своем.) (AT) выросли из моих занятий с психически здоровыми людьми; я пытался научить их эффективно разрешать те конфликты, с которыми все мы сталкиваемся в повседневной жизни. Толч­ком к разработке системного подхода к проблеме общения послужило мое назначение консультантом в Центр подготов­ки членов Корпуса Мира, что расположен в горах около Эскондидо, в Калифорнии, где я провел лето и осень 1969 года. Здесь я с тревогой обнаружил, что традиционные мето­ды, принятые на вооружение лечебной психиатрией, оказа­лись малоэффективны в подготовке солдат Корпуса Мира, которым предстояло столкнуться с проблемами каждодневного общения в чужих странах.

Наша неспособность помочь этим молодым энтузиастам стала очевидной, когда после 12-недельной интенсивной тре­нировки и консультаций они провели свою первую репети­цию — демонстрацию работы распылителя ядохимикатов кре­стьянам гипотетической южноамериканской страны.

Толпу латиноамериканских фермеров изображала разно­шерстная компания психологов, преподавателей иностранных языков, добровольцев-ветеранов, наряженных в соломенные шляпы, шорты, сандалии, армейские ботинки, кроссовки и просто щеголявших босиком. Новобранцы показывали лже­фермерам новое устройство, но тех оно, казалось, ничуть не интересовало. Гораздо больший интерес они проявляли к не­знакомцам, вторгшимся в их владения. Добровольцы могли достаточно подробно рассказать о агротехнике и пестицидах, ирригации и удобрениях, но все они спасовали, столкнув­шись с вопросами типа: «Кто вас сюда послал? Почему вы хотите, чтобы мы использовали это устройство? Почему вы пришли аж из Штатов, чтобы показать нам его? Для чего это вам нужно? Почему вы пришли именно в нашу дерев­ню? » и т. д. Ни один из этих молодых людей не смог спо­койно и ясно ответить: «Я просто пришел, чтобы показать вам устройство, которое может вырастить большой урожай». А необходима была именно такая позиция и твердый уверен­ный ответ. Но наши новобранцы, оказавшись в положении допрашиваемых и подозреваемых в корыстных целях, теря­лись, смущались и не знали, как себя вести. Их научили языку, дали сведения о культурных традициях, снабдили техническими знаниями, но совсем не подготовили к обще­нию с людьми, настроенными недоверчиво, недружелюбно, подозрительно. Они терялись, когда их собеседники пыта­лись узнать побольше о них самих.

Мы не научили их отвечать на подобные вопросы, пото­му что и сами не знали, чему учить. У всех были кое-какие идеи по этому поводу, но никто не смог предложить что-либо конкретное. Мы не научили добровольцев вести разго­вор настойчиво, не оправдываясь, твердо произносить: «По­тому что я хочу этого».

Несколько недель я работал с теми ребятами, кто этого хотел, пробуя различные методы и приемы. К концу срока число желающих заниматься резко сократилось. Ни одна из идей не давала не то чтобы результата, а даже надежды. Но я сделал одно важное открытие: ребята, прекрасно справ­лявшиеся с критическим самоанализом, совершенно не могли выслушивать критики из чужих уст. Я назвал это «синдром добровольцев».

Это открытие подтвердилось в дальнейшем, во время моей работы в 1969 и 1970 годах в Калифорнии, в Центре психо­терапии в Беверли Хиллз и в госпитале для ветеранов в Сепулведе. Обследуя и леча пациентов, диагнозы которых ва­рьировались от легкой фобии до сложных невротических расстройств, вплоть до шизофрении, я обнаружил, что большинство из них подвержены тому же «синдрому доброволь­цев», но в гораздо большей степени. Многие больные были совершенно не способны переносить критические высказыва­ния в свой адрес или отвечать на вопросы, касающиеся их самих. В особенности этим отличался один молодой пациент. Он проявил такое сопротивление при попытках завести раз­говор о нем, что за четыре месяца лечения от него едва ли удалось добиться нескольких слов. Из-за этого ухода в не­моту и явной неспособности к общению с людьми ему был поставлен диагноз «сильный невроз». Подозревая, что это был очень ярко выраженный случай того же «синдрома до­бровольцев», я попробовал переключить его с разговоров о нем на обсуждение тех людей в его жизни, с которыми ему было тяжелее всего. Через несколько недель я выяснил, что он очень боится своего отчима и испытывает к нему сильней­шую неприязнь.