Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Очевидцами получения доказательства являются все участники следственного действия. Только они наблюдали происходящее в их присутствии и, значит, только от них можно ожидать достоверного фактов и оценки действиям участников на предмет нарушения (соблюдения) законного порядка. Но не всякий очевидец способен быть объективным и непременно будет таковым. Берусь утверждать, что проводящий тот самый обыск следователь и ментовские прихвостни его, случись с их стороны какой процедурный «косяк», не возгорят желанием открыться в этом, уберегутся от отрицательных оценок, а случай представится – заширмуют следы своей шкодливости. Понятые? Даже если и привлекут к участию действительно нейтральных к происходящему сограждан, вряд ли в их числе найдётся знающий толк в судо-процессе и сознательный чел, кто отметит нарушения. Понятые в массе своей попросту не способны понимать сущность происходящего и обращать внимание на значимые аспекты дела (понятой от слова – понять). Если речь не идёт о «профессиональных» понятых, то рядовые понятые ничегошеньки не просекут из разъяснений их статусных прав, обязанностей, порядка проведения действия, особенно по той форме, как эти разъяснения будут преподнесены на слух. И по прошествии времени их память многие подробности сотрёт. Что-то, конечно, в их головушках осадком выпадет – не каждый день «вольные» граждане участвуют в таких мероприятиях. Если бы не изначальная, не только процессуальная, но и житейская дремучесть обывателя, кабы не обманные действия ментов и мусоров по запутыванию, рассеиванию внимания, то понятых, в общем-то, позволительно считать объективным элементом. Тогда что остаётся? В остатке единственными чутко воспринимающими реальность очевидцами участники от защиты, когда внимательность только этих субъектов может быть обусловлена заинтересованностью в законности. Ну, иногда и интересом в беззаконности производственных процессов в пользу защиты. Не без этого…

Считай подфартило, если ты, твой добросовестный защитник, а лучше – за компанию вместе, стали участниками обыска. Тогда ты сам способен собственным восприятием отмечать происходящее в соотношении с существующими правилами. Вот шмонают твою хату, и ты лицезреешь: следак, ты, понятые и прочие участники сгруппировались в одной комнатке, где следак производит на текущий момент обыск – шарит по мебели и составляет протокол. Один из оперов интересуется, где в квартире сортир, видите ли приспичило ему «по-маленькому». На правах хозяина ты указал, опер отошёл, а от сортира через короткое время его ор несётся: «Хиляйте все сюда, я здесь предмет обнаружил подозрительно схожий с пистолетом!». Вся тусовка перемещается весёлою гурьбой к клозету, где опер тычет пальцем кривым за сливной бачок. Батюшки, а из-за бочка того откровенно торчит рукоять «Смит & Вессон». Ты, мол, не моё, подкинули суки! Волыну изымают, осматривают, описывают всё в протоколе. Ты же отмечаешь (про себя), что обыск в части обнаружения «ствола» произведён-то не следователем, а неуполномоченным законом должностным лицом. На момент обнаружения оружия обыск именно в месте обнаружения (туалетная комната) не производился (хотя, формально местом обыска являлась вся квартира). То есть, пистолет выявлен вне обыска. А это влечёт прямые выводы о нарушении законного порядка получения доказательств (вещдока – пистолета и сведений об этом в протоколе), а, значит, об их недопустимости. В приведённом случае нарушение объективно существует. Оценка недопустимости опирается на твои знания должного порядка обыска, понимание характера нарушений при наличии у тебя средств доказывания фактов и обстоятельств. Здесь процесс оценки обеспечен, как минимум, твоими оценочными действиями и осуществлён сиюминутно. Это ты выступил наблюдателем текущих событий, применил свои знания и рассудок. Дело за малым: оценку обнародовать и исключить недопустимое доказательство.

Вру, не за «малым». Происшедшие нарушения затрагивают обыск не в целом, не все добытые по его результатам доказательства, а лишь касательно оружейной истории. Поэтому и вопрос об исключении может ставиться только в отношении сведений об отыскании револьвера и всей последующей информации, с этим связанной. Только последующей. То есть, любые сведения, полученные о той же «дуре» вне обыска, – до него или в порядке параллельных поисковых мероприятий, например, через допрос сантехника Лёвы, о том, что он при проведении ремонтных работ в том же клозете твоей квартиры наблюдал в том же месте заныканный подобного же рода объект – эти результативные сведения не охватываются указанными нарушениями правил обыска, не связаны с ними.