Рен Марк: Рен Т. Марк А. Рифлинг Месс-менд - вождь германской ЧК

Безумствующий старик — империалистический мир — хочет умереть под дикую музыку всечеловеческой смерти.

Удастся ли?

Немного в сторону. Дело происходит в горах Швейцарии. Там, где сосновые леса, водопады, озера, зеленые луга, снежные вершины, голубое небо. Там, куда съезжаются из всех стран Европы чахоточные, подагрики, эпилептики, неврастеники, скучающие люди, профессора, рантье, министры, лавочники, фабриканты, кокотки, девушки из «общества», генералы, отставные короли и корольки, журналисты, авантюристы и просто ловкие дельцы, любители «мутной водицы».

В числе жителей одного высоко-фешенебельного пансиона в горах Швейцарии — старенький, дряхлый профессор-француз и немец-журналист, немного либерал, немного «революционер», а в общем так себе — либеральная жижица на социалистическом киселе. Немец этот, Адольф Рифлинг, тот самый, который поместил в № 2 журнала «Россия» (сменовеховский толстенький журнальчик кающихся лежневых и лежневят, выходящий в Москве) статью, очень примечательную

— «Новая мировая война».

В статье этой Адольф Рифлинг повествует о своей встрече со стареньким французским профессором:

«Это был до того глубокий старик, что он стал уже смешон от старости. Он уже из старика превратился в карикатуру на старика… Но, несмотря ни на что, это — очень живой, болтливый и веселый человечек. Больше всего в жизни любит он девушек, танцы, вино, хохот, — сам хохочет до упаду, — часами, не отрываясь, следит за танцами на веранде, — неискусные, неискушенные дачные фокстроты и ту-степы… Милый старичок… Оказалось, что он — химик.».

Адольф Рифлинг повествует о своем разговоре с этим стариком, профессором, химиком. Веселенький разговор. Разговор — лекция по военной химии. Старичок уже не старичок, а —

«— Что — Фош и эти прославленные наши маршалы, — воскликнул он. — Вот мы вам покажем. Это будет настоящая война с настоящими ужасами. Мы будем убивать по одному миллиону человек в час, — ха, ха, ха…»

Вот рассказ старика-профессора, который обещает «настоящие ужасы». Мы его приводим в нетронутом виде. Лишь слегка сократив. Слушайте.

— «Новая мировая война будет отличаться от старой мировой войны тем, что она будет происходить не на фронте, а в тылу. Это, если хотите, огромное преимущество новой войны над старой. Потому что на фронтах, как известно, всегда скопляются самые здоровые, крепкие, сильные, самые работоспособные, самые нужные для жизни люди. Тыл это с военной точки зрения хлам. Старики, женщины, дети, больные. Старая война убивала лучших, наиболее пригодных, наиболее нужных; новая война будет истреблять человеческий хлам… Как видите, блеск гуманности. Дальше вы увидите, что здесь, вообще, гуманности очень много, хоть отбавляй…

Человек есть животное консервативное. Ум человеческий, столь гибкий подчас в житейских мелочах — и особенно в самых мелких из этих мелочей — в политике, — становится твердокаменным, тупым и жестоким, как скала, когда дело доходит до большого, серьезного, важного. И еще во сто крат твердокамен-нее, тупее и жестче, когда дело доходит до грандиозного, мирового. Поэтому и только поэтому — никаких более разумных причин и целей здесь нет, — только потому, что мы, консерваторы, держимся цепко за старое, не умеем приспособляться к новому, только потому государства Европы продолжают еще до сих пор строить дредноуты и сверхдредноуты, строить дальнобойные орудия — и тому подобную ненужную чушь. Армии, дредноуты, пушки уже не нужны. В новой мировое войне армии никакой роли не будут играть. На фронтах не будет ни одного выстрела. Армия ваша вернется с фронта в тыл (после того, как этот тыл будет совершенно уничтожен) цела в невредима. Ни одного убитого и ни одного раненого, — ха, ха, ха… Гуманно? Ну, еще бы…»

Теперь немножко бахвальства профессорского.

«Новая мировая война будет войной профессоров против женщин, детей, стариков и старух, больных и калек… Профессор вытесняет генерала?..»

Вас интересует, что будет представлять новая война? Профессор веселый удовлетворит ваше любопытство. Вот.

«Как будет проходить мировая война?

Вот как.

Будет весенняя ночь, — вот, как сейчас. Из Парижа в Берлин вылетит воздушная эскадрилья. Несколько сот аэропланов. К утру эскадрилья вернется в Париж. А Берлина уже — к утру — не будет…

Берлина не будет… То есть, Берлин будет. Берлин останется в полной неприкосновенности. Берлин останется — весь целиком, как он есть. Дома, улицы, площади — и этот ваш знаменитый Тиргартен (великолепный парк, надо вам отдать справедливость) и эта ваша знаменитая (безвкусная, бездарная) Аллея Победы — и… вообще, все, что есть и Берлине и что есть Берлин, — все, все останется на своем месте. Потому что — прошу вас заметить — военная химия не разрушает, а только уничтожает… Опять, — прошу вас заметить, — гуманность: произведения человеческого гения останутся неприкосновенными!.. будут уничтожены только люди. — Ну, и животные, конечно, — и растения. Зелень (ваш Берлин утопает в зелени) станет серой, — совершенно серой, как камень. Ну, и люди умрут. Все… я и говорю: уничтожение, но не разрушение.