Марк Ренуар - Пятьдесят три карты

М а р к Р е н у а р

В А Л Е Н С И Я

Глава 1

Мы прибыли в Амстердам. Был тихий июльский вечер 1948

года. Мне нарочно приходится указывать год, чтобы вы не

подумали, что все, мною приведеное, вымысел, но об этом

потом.

Итак, Амстердам, лето, вечер, я стою у борта,

облокотившись на леер и смотрю в темнеющие вместе с небом

воды, в которых, как в рассплавленном золоте, переливаются

огни большого города. тихий вечер навевает сладкие, манящие

грезы, а незнакомый город обещает много интересного и

увлекательного.

Через час кончается срок моей вахты и я сойду на берег.

Но еще целый час тихого и немного грустного одиночества на

борту опустевшего судна. Из груди невольно вырывается вздох

и почему-то на память приходят слова пошленькой песенки,

которую пела маленькая юркая негритянка в портовом кабачке

на острове Борнео:

- О могучий Бип!

- Ты источник радости

- И сладости.

- Ты мой кумир.

Можно было без труда догадаться, что такое бип, так как

негритянка вертела в руках его резиновую копию и проделывала

такие манипуляции, что молодые матросы краснея, опускали

глаза. Вспоминался Бомбей с его широкими улицами, богатыми

ресторанами с темноглазыми милашками. Правда, ничего

романтического со мной в этом городе не произошло, если не

считать случая, который можно назвать трагическим, но о нем

я не хочу сейчас вспоминать - это тяжело. Мысли и

воспоминания текут рекой, заливая меня радостным ощущением

жизни, которая представляется мне сплошным праздничным

фейерверком с таким ничтожным количеством темных пятен,

которые в море огня нельзя различить.

- Фридрих, проснись!

Я очнулся. Передо мной стоял Макс Беккерс, второй

помощник капитана.

- Это смена. Ура! Я свободен.

Через десять минут я бежал уже по зыбкому трапу на

берег, на ходу, застегивая пуговицы тужурки. Я взял такси и

приказал везти себя в ... бар. Еще десять минут и я вхожу

в великолепный холл гостиницы "Америка", в которой

расположен ресторан "Супер-люкс". Нелегко описать его

роскошество, которое делало этот небольшой ресторан лучшим в

Амстердаме.

На меня дохнул нежный аромат цветов, нежные звуки джаза

обволокли одуряющей негой. Мягко ступая по толстому ковру,

ко мне подошел официант и провел к столику, на котором в

широкой хрустальной вазе высилась гора цветов. Ничего не

заказывая, я опустился на стул, отправил официанта и

осмотрелся. У стойки буфета на на жестких табуретах сидели

мужчины и женщины. Некоторые пили коктейль. Женщины, за

исключением тех, которые сидели с мужчинами, пристально

обыскивали глазами зал.

Мне хотелось побыть одному и я не стал отвечать на их

взроры. Справа от меня расположилась богатая компания. Два

юнца по 17 лет в обществе довольно милых дам, гораздо старше

возрастом, о чем-то весело болтали и громче всех хлопали,

когда джаз кончал играть. Еще два-три столика были заняты

парочками, которые довольно нескромно любезничали, пользуясь

полусумраками, а на мраморной площадке для танцев все время

вертелась одна и та же пара пара пожилых танцоров, выписывая

такие допотопные па, что вся публика в зале, наблюдавшее это

зрелище, как бы присутствовала на представлении. В общем

было скучно. Я оставил официанту доллар на столе и вышел.

На улице меня подхватил поток людей и я, не сопротивляясь,

поплыл по течению. Постепенно улицы пустели, народ пошел

победнее и я оказался в одном из невзрачных и тихих рабочих

кварталов. Не зная куда двигаться, я остановился в

нерешительности. Мимо проезжал человек на велосипеде.

- Скажите, пожалуйста, нет ли здесь поблизости бара?

Человек остановился, осмотрел меня и спросил:

- Вам нужен порядочный?

- Нет, мне все равно.

- Тогда пройдите по этой улице, - Он указал на темный

путстынный переулок направо, - И сверните за угол. Там

есть бар для матросов.

- Спасибо.

Я без труда нашел указанный бар, над которым висела

старая вывеска "Моряк". В низеньком длинном зале было много

дыма и душно. Справа, вдоль всей стены, высилась стойка

буфета, а в глубине небольшая эстрада, на которой сидел

слепой музыкант и его музыку едва можно было разобрать в

гвалте пьяных голосов. Народу было много. Я с трудом нашел

свободное место возле пожилого, бедно одетого матроса,