Бенедикт Сарнов - По следам знакомых героев

— Какая наглость! — не удержался Уотсон.

— Почему? — пожал плечами Холмс. — Если помните, предупреждал вас, что нам наверняка представится случай более основательно заняться личностью господина Молчалина. Вот такой случай как раз и представился.

— Ради бога! Я готов заняться личностью этого субъекта, если вам так угодно, хотя по правде говоря, не вижу в этом особого смысла. Однако вы не можете запретить мне называть его наглецом. Подать в суд на Чацкого! Да ведь это все равно что потребовать судебной расправы над самим Грибоедовым!

— Ну, это все-таки не одно и то же. Кроме того, тут не совсем обычный суд, а суд чести, — уточнил педантичный Холмс. — Насколько я понимаю, Молчалин и не мечтает о том, чтобы, как вы изволили выразиться, требовать расправы над Чацким. А уж тем более над Грибоедовым. Он не столько нападает, сколько обороняется. Хочет, если можно так выразиться, защитить свое доброе имя.

— Вот именно, «если можно так выразиться», — саркастически подхватил Уотсон. — Доброе имя! Какое может быть доброе имя у Молчалина!

— Не торопитесь, друг мой. Давайте все-таки дочитаем повестку до конца. «Алексей Молчалин против Александра Чацкого, — снова прочел, заглянув в телетайпную ленту Холмс. — Свидетелем, представляющим сторону истца, согласился выступить герой романа французского писателя Стендаля „Красное и черное“ Жюльен Сорель. Председатель Суда Чести — комиссар Чубарьков».

— По-моему, какой-то шутник решил нас с вами разыграть, Холмс, — пожал плечами Уотсон.

— Почему вы так думаете?

— Чтобы Жюльен Сорель согласился выступать на стороне Молчалина?! Вы верите, что это возможно? А комиссар Чубарьков? Кто это? Напомните мне.

— Герой повести Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания». Человек он не слишком грамотный, но очень славный. А главное, справедливый. На роль председателя суда чести лучшей кандидатуры не найти.

— И такой человек, по-вашему, согласится рассматривать гнусную кляузу Молчалина? Нет, Холмс, поверьте моей интуиции: над нами кто-то подшутил! Я вспомнил милейшего комиссара Чубарькова, и смею вас заверить, что, попадись ему такой Молчалин, он без всякого суда сразу отправил бы его, как выражались в его времена, в расход.

— Я думаю, друг мой, что вы несправедливы не только к комиссару Чубарькову, но и к Молчалину, — возразил Холмс.

— Полноте, Холмс! — искренне огорчился Уотсон. — Неужели вы тоже собираетесь защищать Молчалина? Этого я от вас, признаться, никак не ожидал.

— Как вы знаете, Уотсон, — холодно отвечал Холмс, — я в таких делах всегда стараюсь придерживаться старинного юридического правила: «Да будет выслушана и другая сторона». Только так можно выяснить истину.

— Право, не знаю, что тут выяснять, — упрямился Уотсон, — все и так более чем ясно. Каждый, кто читал Грибоедова, прекрасно знает, что за гусь этот Молчалин. Какой тут еще может быть суд? Тем более суд чести… Это, знаете ли, много чести чтобы судить такого подлеца судом чести.

— Каламбур ваш недурен, — улыбнулся Холмс. — И все-таки сделайте мне одолжение. Давайте уж примем участие в этом суде, коль скоро нас туда так настойчиво приглашают. Чем черт не шутит, может быть, мы все-таки узнаем о Молчалине что-нибудь новое.

— Я в это не верю. Но если вам так хочется… Извольте, я готов!

Холмс нажал кнопку, и друзья очутились в зале судебного заседания. Публика тут была самая пестрая. Судя по отдельным выкрикам с мест, были здесь не только враги Молчалина, но и горячие его защитники.

— Нет, он не подлец! — яростно возражал кому-то визгливый женский голос.

— Не смейте его оскорблять! Он не виноват! — вторил ему чей-то жиденький тенор.

На фоне этого разноголосого гула выделялся спокойный, рассудительный голос бравого солдата Швейка:

— Точь-в-точь такой же случай был однажды в трактире «У чаши». Трактирщик Паливец…

Но тут резко прозвенел председательский колокольчик, и зычный бас комиссара Чубарькова положил конец всем этим препирательствам

— Тихо, граждане! — громко возгласил комиссар. — Тихо! Призываю к порядку! Вопрос сурьезный. Гражданин Молчалин, конечно, несет на себе разные родимые пятна. И мы это, безусловно, отметим в своем решении. Но не след забывать, что он в доме этого паразита Фамусова находится в услужении, как пролетарий умственного труда. Поэтому нам с вами не грех его поддержать. И точка. И ша!

— Как видите, Уотсон, — иронически заметил Холмс, — комиссар Чубарьков не спешит отправлять Молчалина в расход. Он даже склонен его поддержать.