Бенедикт Сарнов - По следам знакомых героев

— Почему вы так решили? — тоже вполголоса осведомился Холмс.

— То есть, как это так — почему? — возмутился Уотсон. — Да хотя бы потому, что у Пушкина ничего такого нету и в помине! Я уж не говорю о том, что у Пушкина — роман в стихах. У него все герои стихами разговаривают. Но это в конце концов не самое главное. Если это, как вы пытаетесь меня уверить, сон Татьяны, стало быть, где-то здесь и она сама должна быть? А где она? Где Татьяна, я вас спрашиваю?!

— Как это — где? — удивился Холмс. — Вон сидит, сказки нянины слушает. Смотрите, какие глаза у нее огромные, испуганные. Не иначе, какую-то уж очень страшную сказку ей нянька сейчас рассказывает.

— Позвольте! Вы хотите сказать, что вот эта кроха — Татьяна? Да ведь ей лет шесть, не больше!

— Ну да, — кивнул Холмс. — А что, собственно, вы удивляетесь? Это ведь не явь, а сон. Татьяне снится ее детство. А мы с вами, оказавшись в этом ее сне, получили завидную возможность, так сказать, воочию увидеть, как протекали детские годы Татьяны Лариной, каковы были самые ранние, самые первые ее жизненные впечатления.

Тут беседу двух друзей прервал голос маленькой Тани:

— Пойдем, няня, гулять!

— Что ты, дитя мое, бог с тобой! — испуганно откликнулась нянька. — В эту пору гулять! Сыро, ножки простудишь. И страшно. В лесу теперь леший ходит, он уносит маленьких детей…

Нянькины слова услыхала барыня. И тотчас отозвалась:

— Ты что плетешь, старая хрычовка? Глянь! Дитя совсем сомлело со страху. Нешто можно барское дитя лешим пугать?

— Полно тебе, матушка, — добродушно вмешался барин. — Сказка — она и есть сказка. И нам с тобой, когда мы малыми детьми были, небось такие же сказки сказывали: про Жар-птицу, да про Милитрису Кирбитьевну, да про злых разбойников…

— Истинно так, матушка-барыня, — робко вставила нянька. — Чем и потешить дитя, ежели не сказкою.

— Вот, сударь! — гневно обернулась барыня к мужу. — Вот до чего я дожила с твоим потворством. Моя холопка меня же и поучать изволит. Ты погляди на дитя! На дочь свою ненаглядную! Какова она, на твой взгляд?

— Бле… бледновата немного, — ответствовал супруг, запинаясь от робости.

— Сам ты бледноват, умная твоя голова!

— Да я думал, матушка, что тебе так кажется, — объяснил супруг.

— А сам-то ты разве ослеп? — негодовала супруга. — Не видишь разве, что дитя так и горит? Так и пылает?

— При твоих глазах мои ничего не видят, — вздохнул муж.

— Вот каким муженьком наградил меня господь! — сокрушенно воскликнула барыня. — Не смыслит сам разобрать, побледнела дочь или покраснела с испугу. Что с тобой, Танюшенька? — склонилась она над дочкой. — С чего это ты вдруг на коленки стала?

— Уронила, — ответила маленькая Таня.

— Куклу уронила? Так для чего же самой нагибаться-то? А нянька на что? А Машка? А Глашка? А Васька? А Захарка?.. Эй! Машка! Глашка! Васька! Захарка! Где вы там?

Вслед за матушкой-барыней в эту суматоху незамедлительно включился и сам барин.

— Машка! — что было сил заорал он. — Глашка! Васька! Захарка! Чего смотрите, разини?!.. Вот я вас!

— Здорово, однако, вы обмишурились, Холмс, — самодовольно усмехнулся Уотсон, когда друзья оказались у себя дома, на Бейкер-стрит. — Чтобы так опростоволоситься! Этого я, признаться, от вас, ну, никак не ожидал!

— Что вы имеете в виду, Уотсон? — любезно осведомился Холмс.

— Да ведь это же был вовсе не сон Татьяны, а сон Обломова! Я, конечно, человек невежественный. В особенности в сравнении с вами. Однако сразу смекнул, что тут что-то не то… А как только они завопили «Захарка!» — тут меня сразу и осенило. Ну конечно же! — подумал я. — Это сон Обломова!.. Как же это вас угораздило, мой милый Холмс, спутать сон Татьяны со сном Обломова?

Но Холмса этот насмешливый монолог Уотсона ничуть не смутил.

— Ошибаетесь, друг мой, — невозмутимо ответил он. — Ничего я не перепутал.

— То есть, как это так — не перепутали? — возмутился Уотсон. — Ведь мы с вами собирались в сон Татьяны отправиться. А попали в Обломовку… Хорошо, если в Обломовку, — добавил он подумав. — А может быть, еще куда и похуже.

— Куда уж хуже, — усмехнулся Холмс. — Хуже, по-моему, просто некуда.

— Ну почему же это некуда? — рассудительно заметил Уотсон. — А «Недоросль» Фонвизина? Обломовка — это просто сонное царство. Там спят, едят да зевают. Но по крайней мере никого не мордуют, ни над кем не издеваются… А здесь… Вы знаете, Холмс! Тут были моменты, когда я был почти уверен, что перед нами не мать Татьяны Лариной, а сама Простакова собственной персоной.