Бенедикт Сарнов - По следам знакомых героев

— Позвольте, — запротестовал оскорбленный Уотсон.

— Фетюк, фетюк! Не спорь со мной. Доподлинный фетюк. Да и мошенник. Уж позволь мне это сказать тебе по дружбе. Ежели бы я был твоим начальником, я бы повесил тебя на первом дереве.

— Однако! — возмутился Уотсон. — Всему есть границы!

— Ради бога, не перечьте ему, Уотсон, — понизив голос, сказал Холмс. — Не забывайте, что мы вызвали его сюда по делу, а не для того, чтобы препираться с ним. Кроме того, я ведь вам уже говорил, что в этой компании слова «плут» и «мошенник» вовсе не являются обидными.

— Об чем это вы там шушукаетесь? — с присущей ему бесцеремонностью прервал их беседу Ноздрев. — Небось банчишку хотите состроить? Изволь, брат! Я хоть сейчас. Я ведь знаю твой характер. Да и Уотсон твой тоже подлец первостатейный. Признайся, брат Уотсон, не иначе ты уже наметился отыграть у меня каурую кобылу, которую, помнишь, я выменял у Хвостырева…

— Он сумасшедший! — воскликнул Уотсон, беспомощно озираясь по сторонам и соображая, нельзя ли куда-нибудь улизнуть от мощных объятий Ноздрева.

Но тут инициативу прочно взял в свои руки Шерлок Холмс.

— Господин Ноздрев! — сказал он тоном, который живо напомнил Ноздреву визит капитана-исправника. — Мы пригласили вас сюда, чтобы порасспросить о вашем приятеле Павле Ивановиче Чичикове.

Услыхав, что речь пойдет не о его собственных грехах и провинностях, а о проделках другого лица, Ноздрев вновь оживился.

— Об Чичикове? — радостно переспросил он. — Изволь, брат, спрашивай. Все скажу. Ничего не утаю. Душу готов прозакласть. В лепешку расшибусь…

— В лепешку расшибаться вам не придется, — холодно оборвал его Холмс. — Нас всех тут интересует только одно: достоин ли Павел Иванович Чичиков быть принятым почетным членом в славное Сообщество Плутов.

— Достоин ли? Он?! — изумился Ноздрев. — Да он вас всех тут за пояс заткнет. Он ведь даже ассигнации печатает. Да так, что сам министр финансов не отличит, где фальшивая, а где настоящая. Однажды узнали, что у него в доме скопилось на два миллиона фальшивых ассигнаций. Ну, натурально, опечатали дом, приставили караул, на каждую дверь по два солдата. Так он, можете себе представить, в одну ночь переменил все фальшивые ассигнации на настоящие.

— Поразительно!.. Великолепно!.. Вот это артист! — раздались восхищенные голоса.

— А где же он их взял, настоящие-то? — спросил Джефф Питерс с чисто профессиональным интересом.

— Это вы уж у него спросите, где он их взял, — отмахнулся от вопроса Ноздрев. — А только на другой день, как вошли в дом, сняли печати, глядят: все ассигнации настоящие.

— Что ж, у него, значит, — не счесть алмазов пламенных в лабазах каменных? — иронически осведомился Остап.

Но Ноздрев иронии не уловил.

— Вот именно, что не счесть! — убежденно ответил он. — Полны подвалы алмазов, бриллиантов, изумрудов, сапфиров, а уж про жемчуга я и не говорю. Бывало, только ступишь к нему на порог, жемчужины так и хрустят под ногами…

— Я просто удивляюсь вам, господа, — не выдержал Уотсон. — Да разве вы сами не видите, что ни одному слову этого субъекта нельзя верить!

Ноздрев обернулся на этот возглас, и Уотсон невольно втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас раздастся оглушительное, азартное ноздревское: «Бейте его!»

Однако перепады настроения Ноздрева были поистине непредсказуемы.

— Ну, брат, вот этого я от тебя не ожидал, — укоризненно покачал он головой. — Это ты, брат, просто поддедюлил меня. Но я уж таков, черт меня подери, никак не могу сердиться. В особенности на тебя и твоего друга Холмса.

— Я рад, что вы на нас не сердитесь, — сказал Холмс. — Итак, мы вас слушаем. Что еще вы можете сообщить о вашем приятеле Чичикове?

— Только тебе, по секрету. Дай, брат, ухо…

Ноздрев наклонился к самому уху Холмса и понизил голос, как ему, вероятно, казалось, до шепота.

— Он затеял увезти губернаторскую дочку, — «прошептал» он.

«Шепот» этот, однако, был услышан всеми.

— Какая чушь! — пожал плечами Уотсон.

— То есть как это чушь, ежели я сам вызвался ему помогать, — возразил Ноздрев.

— Чичиков даже и не думал ее увозить, вы все это сочинили, — твердо стоял на своем Уотсон.

Но Ноздрев даже не обратил внимания на этот выпад.

— Все уже было сговорено, — как ни в чем не бывало, продолжал он. — Да я как в первый раз увидал их вместе на бале, так сразу все и смекнул. Ну ж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром… Хотя, ей-богу, напрасно он сделал такой выбор, я-то ничего хорошего в ней не нахожу. А есть одна, родственница Бигусова, сестры его дочь, так вот уж девушка! Можно сказать: чудо коленкор! Уотсон, хочешь познакомлю? Коли понравится, так сразу и увезем. Изволь, брат, так и быть, подержу тебе венец. Коляска и переменные лошади будут мои. Только с уговором: ты должен дать мне взаймы три тысячи!