Бенедикт Сарнов - По следам знакомых героев

— Кого же? Не томите!.. Скорее! Назовите его имя! — раздались нетерпеливые голоса.

— Павел Иванович Чичиков! — торжественно объявил Остап. — Король мошенников! Чемпион авантюристов! Гигант жульнической мысли и отец всех комбинаторов! Прошу занести этот факт в протокол. Итак, друзья, я ставлю кандидатуру месье Чичикова на голосование. Кто за то, чтобы избрать его…

— Погодите, Остап, — снова прервал поток его красноречия Холмс. — Я вижу, давешняя ваша ошибка с Хлестаковым так ничему вас и не научила.

Остап вскочил со своего места и, прижав руку к груди, склонился перед Холмсом в почтительном поклоне.

— Пардон! Готов уступить вам председательское кресло. Согласно законам гостеприимства, как говорил некий работник кулинарного сектора.

— О, нет, я вовсе не рвусь в председатели, дорогой Остап, — ответил Холмс. — Хотя если вы настаиваете, я, как и в прошлый раз, не откажусь от этой чести.

— Просим! — послышалось со всех сторон. — Браво!.. Брависсимо!.. Шерлока Холмса в председатели!..

Успокоив аудиторию звоном председательского колокольчика, Холмс обратился к собравшимся:

— Господа! Я согласился снова взять на себя обязанности председателя, поскольку вопрос, который стоит у нас сегодня в повестке дня, далеко не так прост и ясен, как это может показаться. Нас ожидают кое-какие сложности. Пожалуй, даже не меньшие, чем в прошлый раз.

— В таком случае, продолжим наши игры, как говорил редактор юмористического журнала, открывая очередное заседание и строго глядя на своих сотрудников, — ввернул Остап.

Уотсона покоробила эта незатейливая шутка. «Какие игры, — раздраженно подумал он. — Мы не для игр тут собрались. Дело серьезное». Однако он ограничился тем, что кинул на Остапа суровый, уничтожающий взгляд, а все свое раздражение обратил на Холмса.

— Я вас решительно не понимаю, друг мой, — сказал он. — О каких сложностях вы говорите? Чичиков — это ведь не Хлестаков! Он-то уж никак не самозванец. Кому еще быть почетным членом Сообщества Плутов, если не ему? К тому же, если мне не изменяет память, вы сами его и рекомендовали!

— Так-то оно так, — согласился Холмс, — однако порядок прежде всего. Одной моей рекомендации недостаточно. Хлестакова, если помните, рекомендовали три почетных члена Сообщества. И то его кандидатуру забаллотировали.

— Вы ищете поручителей? — встрепенулся Остап. — Что ж, я готов! Графа Калиостро из меня не вышло, но кое-какой авторитет у меня все же имеется…

— Ваш авторитет в сфере жульничества, дорогой Остап, неоспорим, — улыбнулся Холмс. — Но сперва я хотел бы, чтобы мы выслушали не поручителей, а свидетелей. Поэтому я предлагаю пригласить в это высокое собрание кого-нибудь из тех, кто знает о подвигах Павла Ивановича Чичикова не понаслышке. Кого-нибудь из тех, кто уж по крайней мере лично с ним знаком…

— Хотелось бы, чтобы этот человек был тоже плут, сэр! Как-никак, мы все здесь плуты. Разумеется, за исключением вас. И привыкли, не в обиду вам будь сказано, доверять только своему брату мошеннику, — заметил Джефф Питерс.

— Будь по-вашему, — согласился Холмс. — Пригласим сюда Ноздрева. Настоящим мошенником я бы его, пожалуй, не назвал. Но сплутовать при случае он умеет. Особенно, если дело дойдет до карт или шашек…

— Ноздрева? — не смог скрыть своего удивления Уотсон. — Мне кажется, этот господин не самый надежный источник информации. Впрочем, не мне вас учить. Делайте как хотите. Ноздрева так Ноздрева.

И в тот же миг прямо перед столом президиума внезапно появился Ноздрев — румяный, белозубый, со своими знаменитыми курчавыми бакенбардами, из которых одна была заметно короче другой.

— Ба! Ба! Ба! — загремел он сочным бархатным баритоном. — Какое общество… Шерлок Холмс! И ты, брат, тут? А мы как нарочно все утро только о тебе и говорили. Ну дай, брат, я тебя поцелую.

Прижав Холмса к груди, он влепил ему в щеку сочный поцелуй. Затем другой, третий. Оторвавшись наконец от Холмса, он обратился к Уотсону.

— Уотсон! И ты здесь, душа моя? Где же ты пропадал? Ну что тебе, право, стоило раньше повидать меня, свинтус ты за это, скотовод эдакой! Ну, поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя.

Он чуть не задушил беднягу Уотсона в объятиях. Троекратно с ним облобызавшись, он подставил ему свою укороченную бакенбарду, и Уотсон, чтобы не обижать, тоже чмокнул его в полную румяную щеку.

— Спасибо, брат, что вспомнил обо мне, — обернулся Ноздрев опять к Холмсу. — Другого я от тебя и не ждал. Ты хоть и порядочная ракалия, а твой друг Уотсон — препорядочный фетюк…