Эрик Вейнер - География гениальности - Где и почему рождаются великие идеи

Впоследствии Бетховен помирился с Гайдном и даже кое-чему научился у него. А холодным мартовским днем 1808 г. Гайдн в последний раз появился на публике. Ему только что исполнилось 76 лет, и здоровье отказывало. Бетховен был среди слушателей и сидел в первом ряду. После концерта «великий могол» преклонил колени и со слезами на глазах поцеловал руку своего ментора и друга.

Наконец наступает день, когда я решаюсь выйти за пределы раздумий о роли публики и присоединиться к ней, заняв место в зрительном зале. Билет я приобрел несколькими днями ранее у молодого кассира с татуировкой и прической «конский хвост». Когда я сказал, что хочу послушать Шуберта, кассир одобрительно кивнул. (Разве у нас в стране такое бывает? У нас молодые люди с татуировками и «конскими хвостами» обычно не приходят в восторг от Шуберта.) Билет стоит всего €7. У такой дешевизны есть причина, и эта причина, как выяснится, многое говорит о музыкальном гении Вены.

Я иду по улицам к Музикферайну – пожалуй, лучшему концертному залу Вены. Моцарт ждет меня снаружи. На нем знаменитое платье с кружевами и белый напудренный парик. Он разговаривает по сотовому телефону. Вообще, куда ни глянь – везде Моцарты. Все они одеты на один лад и торгуют билетами. Как я вскоре узнаю, здешние Моцарты – это находчивые албанцы, желающие быстро подзаработать на Вольфганге. Могу представить себе, как возмущался бы таким произволом старый Леопольд Моцарт (а втайне радовался бы всемирной славе сына и жизнестойкости бренда).

Я прихожу заранее, как и советовал субъект с «конским хвостом». Показываю билетеру билет на стоячие места, и тот направляет меня наверх. Пока все в порядке. Прохожу по изысканной мраморной лестнице. Меня обгоняет, едва не сбив с ног, девушка в джинсах. Судя по всему, у нее тоже билет на стоячие места.

А дело тут вот в чем: в эту часть, если хочешь нормально устроиться, нужно прийти пораньше. Мне везет: удается занять одно из последних выгодных мест впереди, у барьера. Сцена далековато, но хорошо видна. Обстановка производит впечатление: внушительные канделябры, позолота, на потолке фрески с ангелами. В благоговении я осознаю, где нахожусь: в соборе.

Я взял билет на стоячие места не потому, что скупердяй, – во всяком случае, не только потому, – а по определенной причине. Мне хотелось встретить культуру в обстановке, где меньше всего снобизма, – а можно ли придумать меньший снобизм, чем стоять в загончике битых два часа?

Публика на стоячих местах разношерстная. Молодые и старые. Одетые хорошо и одетые бедновато (конечно, бедновато по европейским меркам – то есть неплохо). Рядом со мной стоит молодой японец. Он объясняет, что приехал в Вену учиться игре на скрипке. Былую славу город подутратил, но кое-где в Токио и Гонконге он все еще воспринимается как музыкальная земля обетованная.

Со звонком гул голосов моментально стихает, словно кто-то выключил его нажатием кнопки. Ощущается всеобщее предвкушение. Наконец на сцене появляются музыканты, встречаемые бурными аплодисментами, словно рок-группа.

Затем выходит пианист, крупный мужчина во фраке, и аплодисменты переходят в овации. Отношение венцев к музыке серьезное. Лет сто назад в этом самом концертном зале была впервые исполнена Камерная симфония № 1 Арнольда Шёнберга. Это нестандартное произведение публика восприняла в штыки: взбунтовалась и чуть не подожгла здание. Бунт из-за классической музыки? Даже не верится. Но, стоя здесь, я ощущаю бурлящие страсти – и мое неверие угасает. Да, мы стали «цивилизованнее»: худшее, что грозит композитору, – это плохая рецензия в New York Times . Однако возникает мысль: не утратили ли мы важную составляющую культуры, пытаясь ее укротить?

Великий пианист Ефим Бронфман начинает играть. Но у меня не возникает никаких особых ощущений. Этого-то я и боялся. Два коктейля из виски с лимонным соком были лишними. Ногам тяжело. Голова идет кругом. Я начинаю покачиваться, но не от музыки. Только бы никто не заметил. Я уже собираюсь бросить свою затею и освободить завоеванное место, но вспоминаю слова Фредерики: «Подождите пять минут. А потом еще пять».

Музыка останавливается. Я никак не реагирую, памятуя печальный конфуз: однажды решил, что номер окончился, и захлопал. Оказалось, невпопад: музыка лишь снизила темп – адажио? – и все посмотрели на меня как на идиота. Лучше подождать. Но тут как раз зал взрывается аплодисментами. Все встают. Точнее, все, кроме нас – обитателей стоячих мест: мы и так стоим. Будем считать это плюсом дешевых мест…