Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 18. Одиссея Грина. Долгая тропа войны. Небесные киты Измаила

— А что у тебя в погребе делает корабль? — спросил Грин и засмеялся. — Ради всех богов, Арма, я знаю, что мы с тобой уже два дня не виделись, но не старайся речи, предназначенные на два дня, высказать за десять минут — особенно твои речи. И перестань меня ругать — здесь же дети. Ты же знаешь, что это плохо на них сказывается. Они могут перенять твое презрительное отношение к главе семьи.

— Мое отношение презрительное? Да я целую землю, по которой ты ходишь! Я постоянно им твержу, какой ты замечательный человек, хотя это станет довольно трудно, если ты будешь так себя вести — они сами увидят правду. Однако...

Существовал лишь один способ управиться с Армой — кричать еще громче ее и действовать еще решительнее. Это было нелегко, особенно когда Грин был настолько уставшим, а Арма и не подумала бы поддаваться. Проблема заключалась в том, что она не чувствовала ни малейшего уважения к мужчине, которого могла заставить молчать, так что для того, чтобы господствовать над Армой, совершенно необходимо было ее перекричать.

Грин хорошенько сжал Арму в объятиях, так, что оказавшийся между ними младенец заверещал. Когда Арма принялась успокаивать ребенка, Алан начал рассказывать ей о событиях во дворце.

Она слушала молча — ну разве что время от времени вставляла вопросы и требовала подробностей. Алан рассказывал о таких вещах, о которых еще два года назад ни за что не стал бы упоминать при детях. Но общество рабов, откровенное до бесстыдства, избавило его от подобной сдержанности.

Они вошли в дом Армы, прошли через ее приемную, где работали шестеро писарей и секретарей, через собственно жилую часть и пришли на кухню.

Арма позвонила в колокольчик и приказала Инзах, хорошенькой миниатюрной блондинке, сходить в погреб и принести кварту чалоузмского вина. Один из писарей просунул голову в дверь и сообщил, что хозяйку хочет видеть господин Шешиарвренти, казначей с андунанаргского судна, по вопросу о редких птицах, которых она у него заказала несколько месяцев назад, и что он отказывается иметь дело с кем-либо, кроме самой хозяйки.

— Пускай малость поостынет, — сказала Арма. Писарь булькнул и исчез.

Грин взял на руки Пакси, их дочку, и принялся играть с ней, пока Арма наливала ему вина.

— Так долго продолжаться не может, — сказала Арма. — Я люблю тебя, а ты не оказываешь мне внимания, к какому я привыкла. Ты должен найти какой-нибудь предлог, чтобы порвать с герцогиней. Я — женщина сильная, и мне нужно много любви. Я хочу, чтобы ты был здесь.

Грин понимал, что ничего не потеряет, согласившись с Армой, поскольку он все равно намеревается в самое ближайшее время отсюда исчезнуть.

— Ты права, — сказал он. — Я поговорю с ней сразу же, как только придумаю убедительный повод. — Алан потер шею, словно чувствуя прикосновение топора палача. — Но он должен быть действительно убедительным.

Арма просияла от счастья. Она подняла свой бокал и произнесла:

— За герцогиню — чтоб ее демоны побрали.

— Тебе стоит быть поосторожнее, говоря такое при детях. Ты же знаешь, что, если они случайно повторят это при ком-нибудь и это дойдет до герцогини, тебя сожгут при первой же охоте на ведьм.

— Мои дети никогда не проговорятся! — фыркнула Арма. — Они слишком умны для этого — все в мать. Они знают, когда надо держать язык за зубами.

Грин осушил свой бокал и встал:

— Мне пора идти.

— Ты придешь домой сегодня ночью? Неужели герцогиня не пропускает ни одной ночи за неделю?

— Ни единой. И вечером я тоже не смогу заглянуть домой, потому что я должен встретиться с купцом Мираном в Доме Равенства. Сама понимаешь — дела.

— Я-то понимаю! А ты будешь мяться, оттягивать дело по разным причинам, и пройдет не один год, прежде чем ты...

— Если это затянется, я умру через полгода, — сказал Грин. — Я устал!!! Мне надо поспать.

Арма немедленно перешла от гнева к сочувствию:

— Бедненький ты мой! Почему бы тебе не плюнуть на эту встречу и не поспать здесь, пока не придет время возвращаться взамок? Я отправлю к Мирану гонца и передам, что ты заболел.

— Нет, там есть кое-что, чего мне нипочем нельзя упускать.

— А что это?

— Если я расскажу тебе или еще кому-нибудь, то могу сглазить.

— И что же это может быть? — возмущенно спросила Арма, снова возвращаясь к ярости. — Могу поспорить, речь идет о женщине!

— Знаешь, мне не до новых женщин. Мне бы с теми, что есть, разобраться! Нет, просто Миран поклялся мне всеми своими богами, что будет помалкивать, и я, конечно, тоже не собираюсь нарушать клятву.