Джинна Литинская - Экзистенциальный эскапизм - новая проблема общества открытой информации

Иначе говоря, вышедшие – это избравшие собственный путь и при этом «победившие», сумевшие повести по этому пути других (как Франциск Ассизкий) или добиться своей цели иным путем. Имена «проигравших» вышедших история не сохраняет, но, несомненно, они были, и внутренний их посыл мог быть не менее высок в своем стремлении к Единственному Другому, достойному стремления в этой парадигме миропонимания.

«Выход» бывает сопряжен и с физическим изменением места пребывания человека (эмиграция), сменой состояния разума и социального положения (алкоголизм, по сути, – та же внутренняя эмиграция, эмиграция в деградацию), может и принимать форму затворничества в собственном доме или внутри собственной личности (уход от многих других, но путь к Другому – себе). Термин «внутренняя эмиграция» исследователь Олег Маслов датирует 1933 годом и пишет о нем так: «Термин «внутренняя эмиграция» часто употреблялся в начале 90-х годов прошлого века интеллектуалами, объяснявшими свое существование в СССР в рамках тоталитарной системы. Сам термин «внутренняя эмиграция» понятен в контексте советской эпохи, когда свободная эмиграция для большинства граждан страны была практически невозможной. Термин «внутренняя эмиграция» является производной от практически невозможной внешней эмиграции и в то же время является символом неучастия в делах государства и жизни общества по тем правилам, которые были жестко заданы в СССР» [11] Маслов О. Новая «внутренняя эмиграция» в России начала XXI века // http://www.polit.nnov.ru/2006/05/23/emigration/. . Если в СССР была «непричастность» к делам государственным из несогласия с официальной политикой для многих становилась единственным способом сохранить относительное благополучие и при том не поступиться своими принципами, то явление, отчетливо представляющее собой внутреннюю эмиграцию (хоть обыкновенно и не называемую так) в современных мегаполисах, имеет иную природу: «С почти полной утратой надежд на упорядоченный, прозрачный и предсказуемый «идеальный город», утопическая тоска по глубоко человечной среде обитания, которая сочетала бы в себе интригующее разнообразие с безопасностью, не ставя под угрозу ни один из этих необходимых компонентов счастья, перетекла на меньшие и потому более достижимые и реалистичные цели. Вместо того чтобы пытаться преобразовать улицу, нужно оградить себя от ее угроз, скрыться в убежище и захлопнуть за собой дверь», – пишет З. Бауман [12] Бауман З. Город страхов, город надежд // Логос. М., 2008 № 3 С. 42. , и это прекрасное описание вышеназванного явления.

Говоря об эмиграции, внешней или внутренней, нельзя не вспомнить слова Петера Слотердайка: «Вероятно, эмиграции можно было бы придавать несколько менее серьезное значение, если бы она действительно была феноменом «на окраине общества». Однако ничто не дает оснований для столь беспечного взгляда на нее. То, что сегодня происходит на окраине общества, исходит из его сердцевины. Эмиграция сегодня стала диагнозом, характеризующим массовую психологию. ‹…› Сойти с этого поезда или продолжать делать то же, что и другие? «Спасаться бегством иль остаться?» ‹…› «Бежать» – действительно ли именно это подразумевается данным выражением? А в том, что называется «остаться», разве не проявляется столь часто трусость и меланхолия, соучастие и соглашательство? А решение «сойти с этого поезда» – разве это совершенно сознательный поступок? ‹…› «Сойти с поезда» – правильно потому, что нет желания, закрыв глаза, впутываться в невыносимый цинизм общества, которое утратило способность различать производство и разрушение. «Делать то же, что и другие» – правильно потому, что отдельный человек вправе ориентироваться на необходимость самосохранения в ближайшей перспективе. Бежать – правильно потому, что глупая храбрость ни к чему…» [13] Слотердайк П. Критика цинического разума. – Пер. с нем. А. Перцев. – Екатеринбург: У-Фактория; Москва: АСТ, 2009, С. 150–152. .

Часто такое добровольное изгойство в итоге приводит к прижизненной или посмертной «победе» изгнанного над отвергнутой им нормой и признания его покинутым им обществом, а его идей – новой нормой. Среди примеров можно назвать Кьеркегора, случай которого будет подробно описан ниже в посвященной ему главе. При этом совершенно не важно, было ли отделение себя от общества вынужденным, следствием агрессии, ксенофобии со стороны общества, как это случилось с В. Шаламовым, или же добровольным, следствием свободного выбора, как в случае того же св. Франциска (есть и третий, промежуточный тип, когда у человека есть выбор – отречься от своих идей и тем самым сохранить статус и социальную самоидентификацию). Имена же менее удачливых «изгоев», не получивших даже посмертного признания, как было сказано выше, история не имеет обыкновения сохранять.