Джинна Литинская - Экзистенциальный эскапизм - новая проблема общества открытой информации

Среди лексем, связанных с понятием «эскапизм», можно выделить производные от непереходных глаголов, подчеркивающие субъектную ориентацию действия, его добровольность и, возможно, осознанность. Сюда относятся такие интернационализмы, как эскапизм, эскапада, эмиграция ; русские выходка, выход, отшельник . Другую группу образуют производные переходных глаголов, подразумевающие возможность внешней каузации, такие, как русское изгой (от изгонять ), или французское proscrit ‘изгой’ (из латинского ‘ proscriptio ‘ – приговор об изгнании, позволяющий любому убить изгнанника в случае его незаконного возвращения). Крайнюю степень эскапизма, которую мы выше обозначили как «отторжение», наиболее ярко иллюстрирует разговорное французское слово avorton ‘отщепенец’, которое может употребляться также в своем изначальном прямом значении ‘выкидыш’ (ср. испанское abortyn ‘выкидыш у животных’; русское аборт, абортировать ). С одной стороны, этимология слова подразумевает отторжение индивида средой, приводящее к его гибели (тогда он выступает как объект), с другой стороны, очевидна связь между суицидом и абортом, когда индивид в условном, метафорическом смысле «исправляет ошибку родителей» (таким образом, становясь в едином лице и объектом и субъектом этого действия).

Эту же двойственную природу эскапизма демонстрирует и французское существительное exile , которое соответствует в равной мере и переходному глаголу exiler ‘ изгонять’, так и возвратному s’exiler ‘ устраняться, удаляться в изгнание’.

Теперь перейдем к эскапизму как к научной категории. Эскапизм в психологическом дискурсе различают на эскапизм непродуктивный как стратегию защиты и продуктивный как метастратегию совладания (Кутузова Д.А.). Также говорят об эскапизме как о неприятии социальной системы – социальном эскапизме (Kellner D.). Один из вариантов эскапизма подобного типа может проявлять себя как дауншифтинг – пренебрежение карьерой, материальным преуспеванием ради погружения в свои частные интересы, фокусирующие жизненные цели на персональных достижениях и личных связей, на установлении баланса между работой и досугом и т. п. (Hamilton C., Mail E.; Nelson M.R.). В близком смысле эскапизм можно рассматривать как побег от давления рутин повседневности и вызываемого ими чувства самоотчуждения: туристический эскапизм, экстремальный спорт и т. п. (Шапинская Е.Н.).

Во всех этих толкованиях эскапизм рассматривается как инструментальная стратегия социального поведения, служащая «бегству от…»: от повседневных практик контроля, от отчужденности, от анонимности жизни в современном мегаполисе и так далее. То есть речь идет о стратегии являющейся, в конечном счете, формой адаптации человека к условиям жизни в современном постиндустриальном обществе, даже если ее побочным результатом окажется его частичная социальная дезадаптация.

В отечественной философской литературе советских лет эскапизм упоминается как признак «разложения буржуазного общества» и связывается с нигилизмом и упадком. Часто эскапизм соотносят с одиночеством, но необходимо понимать принципиальное различие между ними. Вспоминая известную формулу, данную Анной Ахматовой: « Есть уединение и одиночество. Уединения ищут, от одиночества бегут », – можно сказать, что эскапист – человек, которому не надо искать ни того, ни другого: он и так ощущает себя радикально отличным, изъятым из сообщества себе подобных.

Пример таких разных представлений об эскапизме, показывает, что в современной культуре и гуманитарном дискурсе эскапизм существует не как научный термин или четко определенный кластер явлений, а как культурный концепт со своей собственной жизнью. Он отражает такие процессы в культуре современности, которые выражаются в кризисе самоидентификации, росте консьюмеризма, господстве неолиберальной идеологии, виртуализации восприятия реальности и др.

Мы же, в отличие от всего перечисленного, будем рассматривать более узкий сегмент дискурса об эскапизме, конкретное явление – экзистенциальный эскапизм, который представляет собой не столько бегство из социального мира с его нормами и рутинами в альтернативную реальность (игры, субкультуры, литературного вымысла, религиозной веры и т. д.), сколько осознанный отказ от встречи с Другим [6] Тут и далее, когда мы говорим о Другом с большой буквы, в Левинасовском понимании. , от Другого как такового.