Джинна Литинская - Экзистенциальный эскапизм - новая проблема общества открытой информации

Все сказанное приводит к мысли о важности понимания сути эскапизма и его проявлений. То, с чем мы сталкиваемся в реальной жизни и в области репрезентаций, в многочисленных культурных практиках и в человеческих судьбах очень часто является проявлением той или иной разновидности эскапизма. К этому явлению и обращена книга Джинны Литинской «Экзистенциальный эскапизм: новая проблема общества открытой информации», в которой автор прослеживает становление различных форм этого явления, связывая их с социокультурными доминантами той или иной эпохи. Как видно из названия, основной акцент делается на экзистенцальный эскапизм, ставший неотъемлемой частью современного урбанистического общества, где человек, как никогда раньше, чувствует себя потерянным, разорванным, заблудившимся в громадном лабиринте реального и виртуального пространства. Внутренний ужас перед этим неподвластным ему миром выражен еще в модернистской культуре (мы уже говорили о «Крике» Мунка и «Воццеке» Берга как выражением страдания этого расколотого индивида). В современном виртуализированном обществе, которые дает еще большие возможности для экзистенциального эскаписта, риск достижения «точки невозврата» еще больше.

Еще одним важным моментом в книге Джинны Литинской является сравнительный анализ понятий «маргинальность» и «эскапизм». Маргинальность стала пространством, куда вытесняется все большее количество индивидов, не приспособленных к мейнстримовской существованию или не принимающих его как основной принцип жизни. Грань между маргиналом и эскапистском подвижная и не всегда определимая, и книга Джинны Литинской пытается на связанные с этим вопросы найти ответ.

Самое тяжелые и сложные проявления эскапизма связаны с тотальным уходом от «первичной» реальности, что может привести к безумию, различным патологиям и, в конце концов, суициду. Тема болезненная, но обойти ее молчанием нельзя. Представители разных профессий высказываются по этому поводу в свойственных им дискурсивно-коммуникационных формах. Писатели, художники. представители экранных искусств с болью рассказывают истории трагических человеческих судеб. Философы и психологи дают свой анализ и пути преодоления этой страшной проблемы. Джинна Литинская как исследователь обращается к экзистенциальному вакууму как отправной точке эскапизма, который, при определенных условиях, может привести человеческое существование к тотальному саморазрушению. Что это за условия, как избежать потери своего «Я» в попытке избежать гнета жизненных обстоятельств – надеемся, читатель найдет свой ответ на эти вопросы, прочитав эту интересную и очень своевременную книгу.

Эта книга задумана давно. Формально текст писался с 2005 года, но можно сказать, что всю мою жизнь, а может и больше. Это, казалось бы, странное утверждение связано с методологией моего рассуждения. Правильнее всего её назвать герменевтичной, но в специфическом понимании этого слова. Я человек текста – живущий в текстах и текстом, и моя работа не окружена вакуумом, она строится от других текстов-источников и находится в общем дискурсивном поле, в том текстовом поле, в котором любой человек, являясь наследником культурной ситуации, сталкивается с выбором своей индивидуальной идентичности как с экзистенциальной проблемой, адресуемой ему модусом жизни. Но в моем случае неверна часто употребляемая во внешне похожих ситуациях метафора о «корнях»: я не продолжаю мысли своих предшественников; отталкиваясь от чужих текстов, я строю свой, и при этом неважно, солидаризуюсь я с тем или иным автором или нет, если его идея стала точкой отсчёта для моей мысли. Именно поэтому книга изобилует цитатами (что, по мнению многих, вовсе не облегчает ее чтение), – это не инкрустация и не попытка усложнить или сделать изложение более «авторитетным», а обозначение реперных точек, задающих траекторию развития моей мысли.

Обращение к текстам других авторов – это одновременно обращение к свидетельствам культуры и к процессам развития общества в те или иные исторические моменты. Я думаю и говорю о культуре, но и я есть продукт культуры, продукт чужой философской мысли, того информационного поля, в котором я ращу мысль свою. При этом, как любой автор, я – человек своего времени. Любой философ по большому счету может писать только от себя самого, в любом случае будучи свидетелем определенного этапа развития культуры. И не только в произведениях, которые напрямую описывают его биографию, но и, в первую очередь, в основной своей концепции. Катастрофа лагерей уничтожения отражается не только в мемуарах Виктора Франкла – вся его философия, все его находки как психолога-практика, концепты, как психологические, так и принадлежащие психоанализу, не могли бы возникнуть без определенного опыта. Эммануэль Левинас, оказавшийся не в лагерях уничтожения, а в лагерях для военнопленных, тем не менее, испытал огромное влияние и собственного опыта, и шока нового знания. И речь не только о личном опыте и индивидуальном знании, речь об опыте, вплавленном в культуру, изменившем его. Дело не в том, что Франкла не поняли бы в начале 20 века (хотя, конечно, не поняли бы) – такой мыслитель как Виктор Франкл не мог появиться в начале ХХ века. Понятно, что ни Мишель Фуко, ни Жан Бодрияр не могли бы появиться до сексуальной революции, а Зигмунд Фрейд, чьи идеи эту революцию во многом продуцировали, даже если бы и появился, не стал бы столь популярен, и не оказал бы соответствующего влияния на культуру до вхождения в поле всеобщего знания определенных естественнонаучных концепций о человеке. Эту цепочку, естественно, можно продолжать бесконечно. В этом смысле я ничем не отличаюсь от других. Я продукт своей эпохи. Времени определенных изменений и определенного предданного знания. Дело не в том, что в агонизирующем Советском Союзе был пустые полки магазинов – в те времена все же не приходилось голодать, – а в том, что это переживалось в культуре, в которой подразумевалась возможность тотального голода. Дело не во вспышках национальных конфликтов, а в том, что все они проходили на фоне возможности геноцида как таковой. Только в контексте своего времени я могу переосмысливать другие тексты и, отталкиваясь от них, строить свой собственный. Чужая мысль в данном контексте становится отправной точкой для развития собственной, а философские труды других авторов – питательной средой.