Андрей Михайлов - К западу от Востока. К востоку от Запада. Книга вторая

Но ко временам Моголов буддизм выветрился с Индостана окончательно. Затерялись в джунглях великолепные пещерные вихары и чайтьи Декана, заросли деревьями удивительные ступы Санчи, повалились наземь и рассыпались столпы Ашоки, сравнялись с землёй некогда оживлённые и многолюдные монастыри Бодх-Гая и Сарнатха.

Почти тысячелетие царило забвение над Оленьим парком, пока не появился тут Анагарника Дхармапала – буддийский проповедник, основатель общества Маха-Бодхи. Энергия и деньги подвижника были главным стимулом возрождения Сарнатха, начать восстановление которого после долгих переговоров разрешила британская администрация.

В 30-е годы давно потухшее пламя буддийской веры вновь занялось над тем местом, откуда, собственно, его когда-то и разнесли по всему миру. Рядом с новым храмом, под священным фикусом безмолвно восседают ныне шесть гипсовых персонажей – сам Будда и пять его первых апостолов, занятых важным делом, видимым, правда, только посвящённому.

Они раскручивают Колесо Закона…

Олимпийский триумф Пекина закончился закономерным информационным «забвением» китайской столицы. Выдав повышенную дозу внимания, мировые СМИ, поведавшие потребителям информации много больше обычного, поспешили побыстрее уйти с отработанного поля. А это значит, что те, для кого Пекин всегда представлял больше, чем место очередной Олимпиады, могут вернуться и продолжить открытие этого интереснейшего города в спокойной и размеренной обстановке. Ведь как ни крути, «главные старты современности» очень быстро становятся банальным достоянием прошлого. А тем более если речь о такой истории, как пекинская.

Что чтут китайцы?

Меня часто спрашивают: а во что (и в кого) собственно верят китайцы? С самых первых поездок в Поднебесную этот вопрос живо занимал меня самого. И сегодня я могу ответить откровенно – китайцы верят во всё! Во всё, что только может способствовать их процветанию и долголетию. А процветание и долголетие – это две оставшиеся составляющие традиционного китайского счастья. Раньше к ним присовокуплялась ещё и жажда многочисленного потомства, но ныне эта тема становится всё менее и менее актуальной.

Исторический Китай, несмотря на кажущуюся закрытость, издревле принимал всех и вся. Правда, делал он это обычно с гордой медлительностью, которая присуща такой долгоживущей стране. Оттого торопливой Европе казалось, что Китай вообще закрыт от прочего человеческого сообщества своей Великой стеной. И Европа временами даже пыталась насадить тут свою прогрессивную цивилизацию с помощью штыков и пушек. Яркий пример – бравые «опиумные войны», которые велись британцами с целью «открытия» Китая. Зачем это требовалось? Для неограниченных поставок туда своего опиума из Индии (то, в чём ныне обвиняются самые одиозные режимы вроде талибского, всего полтора века назад считалось делом, достойным настоящих джентльменов)!

А Китай просто жил своим временем. Последовательно переваривая новые порции безумных завоевателей, дерзко взламывавших Великую стену и перемалывая в муку новые веяния, приходящие сюда хоть и с опозданием, но зато очищенными от наслоений первоначального эксцентризма и экстремизма. Кстати, большая часть священных текстов раннего буддизма сохранилась именно благодаря паломникам, подвижникам и переводчикам из Китая. А то, что местный вариант системы так не похож на заповеданное Шакьямуни – в этом нет ничего такого, за что человечество вправе порицать китайцев. В конце концов, и в современном христианстве, и в современном исламе – так же мало сохранилось от духа первоначального учения Христа и Мухаммеда .

Зато буддийские храмы Китая сегодня опять полны людей. А неугасимые свечи и ароматные курительные палочки у ног толстобрюхого будды Милэ – разве не свидетельство того, что весёлый кумир по-прежнему нужен и востребован китайцами? Это такая же часть их жизни, как и преклонение перед памятью Конфуция , новогодние жертвы Божеству очага, общенациональный ритуал утренней даосской зарядки, многочасовые политинформации и профсоюзные собрания, ежедневное почитание Красного знамени. Всё это – проявления и грани веры современных китайцев.