Борис Голованов - Идеология - между метафизикой и социальным контролем

Но если изначально истинное познание не может не быть самопознанием человека, то каким образом можно обнаружить тождество познания и самопознания в ситуации отчуждения, где человек противостоит бесчеловечным результатам овеществления? Познание индивида в ситуации отчуждения развертывается postfestum, когда сам человек и созданный его руками мир уже постигнуты как принципиально противостоящие друг другу. В системах классической немецкой философии в этом пункте вступает в игру метафизика – «чтобы как-либо вновь соединить посредством явных или скрытых мифологических опосредствований мышление и бытие, чья разделенность не только образует исходный пункт “чистого” мышления, но всегда должна быть – вольно или невольно – сохранена в неприкосновенности» [97] Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 283–284. . В этом сохранении реальной разделенности человека и мира под прикрытием метафизического соединения мышления и бытия заключается главный механизм всех идеологических построений, вытекающих из гегелевской спекулятивной диалектики. Положение совершенно не меняется, когда мышление начинают объяснять, исходя из наличного эмпирического бытия. В обоих случаях мы имеем дело с мышлением, абстрагирующимся от действительного человека и действительного бытия, т. е. берущее их как абстракции. В любом случае, как полагает Г. Лукач, «сохраняется прежнее, косное противостояние мышления и бытия, поскольку они остаются неизменными в их собственной структуре и в структуре их отношений друг с другом, постольку концепция, в соответствии с которой мышление есть продукт мозга и поэтому согласуется с предметами эмпирии, является той же самой мифологией, что и учение о познании как припоминании или учение об идеях» [98] Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 283. . И та и другая позиция нуждаются для своей устойчивости в мифологии, в противном случае и та и другая мало способны преодолеть специфические проблемы, возникающие в ситуации отчуждения.

Привлеченная для объяснения овещненной реальности мифология выступает лишь как симптом противоречия, которое она разрешить не способна. Именно появление мифологии свидетельствует о необходимости исторического видения социальной реальности, способного согласовать мышление и бытие, тогда как повседневный взгляд на мир имеет дело с вещественно застывшими структурами . Стремясь познать общество как целое, мы должны поступить вопреки тому, что непосредственно диктует нам вещная видимость. Мышление, принимающее видимость за сущность , может сколько угодно вращаться в логических определениях, но так и не получить доступа к их подлинной тотальности. Единственный способ обрести целостное видение реальности заключается в отказе от «созерцательно-контемплятивного» отношения к миру. Если человек не преодолевает такое отношение ни к собственному мыслительному процессу, ни к окружающим его эмпирическим объектам, он целиком остается во власти вещной реальности и фетишистских форм сознания.

Только историческая установка на изменение мира может преодолеть «как эмпирико-материальную неподвижность бытия, так и логическую неподвижность понятий» [99] Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 283. . Практическое действие, включенное в теоретическое осмысление действительности, имеет своей предпосылкой понимание социальной реальности как совокупности общественных отношений, не меняя которые невозможно понять ход истории. Революционно-практическое действие в марксизме становится опорным пунктом, отталкиваясь от которого мы можем обнаружить за вещной реальностью «Некую из нее проистекающую, отнюдь не потустороннюю, но все-таки более высокую, истинную действительность» [100] Лукач Г. История и классовое сознание. Исследование по марксистской диалектике. – М., 2003. – С. 284. . Революционная практика – это непременное условие прорыва вещности и заколдованного круга абстракций.

Действительность не тождественна эмпирико-фактической данности, она находится в постоянном становлении, и это становление нужно понимать в двояком смысле. Во-первых , как становление диалектической целостности самого мышления. На этом пути преодолевается абстрактная отделенность логики и методологии от частных наук и эмпирического познания. Отчуждение в сфере мышления преодолевается лишь тогда, когда мышление выступает как форма действительности, как момент совокупного процесса человеческой деятельности. Во-вторых , становление есть становление субъекта деятельности, процесс творческого перехода от прошлого к настоящему и от него – к будущему. Пока человек созерцательно относится к действительности, прошлое и будущее выступают для него как непознанные состояния. Диалектическое постижение действительности требует снятия отчуждения, поскольку истина состоит в том, чтобы вести себя в сфере вещей не так, как будто это нечто чуждое человеческой субъективности. Прорыв пелены вещности создает то звено, которое соединяет подлинную науку и коммунистическую идеологию, поскольку в этом прорыве классовое сознание пролетариата проникает в пространство подлинно человеческих отношений, а наука обретает подлинный предмет для изучения. Этот прорыв устраняет основное возражение представителей позитивной науки, направленное против коммунистической идеологии. Возражение заключается в том, что коммунистическая доктрина не совпадает с наличной фактичностью, поэтому не имеет отношения к истине. Рассматривая действительность как становление, опосредованное революционным действием, марксизм включает в эту действительность мышление в качестве фактора, ее изменяющего.