1 ...6 7 8 10 11 12 ...20 Прежде всего, Север в самой существенной степени обусловил сам генезис русской государственности – по крайней мере на этапе перехода в режим устойчивого территориально-политического роста и создания единого государства с централизованным управлением. С времени вхождения Севера Евразии в орбиту непосредственного политического влияния Русского государства он играл в течение последующих двух-трех критических веков формирования европейской и международной системы роль одного из ключевых стабилизирующих факторов территориально-политического развития России. В конце XV – первой половине XVII в. Русское государство последовательно расширялось преимущественно на северо-восток, по линии наименьшего сопротивления, распространяя свое влияние на те пустынные, неосвоенные территории, принадлежность которых не могла быть оспорена другими державами [22] История Европы. Т. 3. От средневековья к Новому времени. М., 1993. С. 118–119.
. В то же время этот вектор экспансии в целом следовал той геополитической инерции, которая определилась уже с XII в. в виде перемещения основной области хозяйствования (еще сугубо натурального типа) с приднепровского юга в лесные районы Верхней Волги. Можно в основном соглашаться с мнением В.О. Ключевского, полагавшего, что это перемещение хозяйственного центра ослабляло значение внешней торговли для жизнедеятельности русских земель и предопределяло тем самым преимущественно самодовлеющий, «континентальный» тип их развития [23] Ключевский В.О. Сочинения в 9 т. Т. 1. Курс русской истории. Ч. 1. М., 1987. С. 310.
, однако нельзя не принимать во внимание и происходившего параллельно с угасанием пути «из варяг в греки» формирования новых маршрутов внешнего товарообмена – с Ганзой через Новгород и со Скандинавией через Белое море [24] Кулишер И.М. История русского народного хозяйства. 2-е изд. Челябинск, 2004. С. 35–36.
, которые еще больше усиливали северный геополитический градиент территориального роста России. В детерминирующей связи с этим движением на север находится и расширение ареала промыслового освоения (солеварение, железоделательный промысел, рыболовство и добыча морского зверя и др.), что разнообразило фундамент хозяйственной жизни страны и ее возможности в сфере внешнеторговых обменов.
Ситуация геополитического «ухода», в которой Московская Русь смогла превратиться в устойчивое «ядро» будущей евразийской державы [25] См.: Зубков К.И. Геополитический и цивилизационный прафеномен России // Региональная структура России в геополитической и цивилизационной динамике: Доклады. Екатеринбург, 1995. С. 36–38.
, подчеркивает колоссальное значение окраин, прежде всего северо-восточных, в этом процессе. Р. Коллинз усматривает в этом проявление одного из универсальных законов геополитической динамики, который для XV–XVII вв. можно интерпретировать таким образом: в этой решающей с всемирно-исторической точки зрения фазе складывания национальных государств те из них, что находились на международных «перекрестках», в зоне пересечения и конфликта геополитических интересов, имели тенденцию к распаду и дестабилизации (Польша, Германия). И, напротив, со всей силой в этот период выявляется преимущество окраинной позиции . Окраинные территории не только становятся центрами «кристаллизации» устойчивых государственных образований, но и образуя за «фасадом» этих государств своего рода «тыловую стену» и неисчерпаемый до времени ресурсный резервуар, создают возможность сосредоточивать превосходящие силы на ограниченном количестве географических направлений, способствуя дальнейшей территориальной экспансии [26] Коллинз Р. Предсказание в макросоциологии: случай советского коллапса // Время мира. Вып. 1. Новосибирск, 2000. С. 238.
.
Конкретизируя этот тезис, можно выделить несколько геостратегических проекций роли Севера и Арктики в становлении Русского государства и стабилизации его государственно-политической организации:
1) Вплоть до конца XVI в. Север сохраняет свою роль стратегического тыла России – территории возможного отступления, в наименьшей степени подверженной геополитическим рискам и внешним нападениям. Геополитический тыл Московского государства долгое время описывался широтной «оборонительной дугой», выходящей из междуречья Оки и Верхней Волги на Русский Север и оттуда, огибая Вятку, спускавшейся через Великую Пермь на «строгановский» Урал и в земли Югры. Стратегическое оборонительное значение этой «конструкции» хорошо прослеживается через географию эвакуационных отходов, совершавшихся московскими правителями и населением в периоды наиболее крупных, достигавших Москвы и отдаленных русских земель, татарских набегов. Н.М. Карамзин, со ссылкой на норвежский источник, упоминает, например, о бегстве жителей Перми от вторгшихся «чрез Казанскую Болгарию» татар в норвежские пределы, где им «Королем Гаконом» (по-видимому, Хаконом V Магнуссоном, правившим в 1299–1319 гг.) были даны «земли для поселения» [27] Карамзин Н.М. История государства Российского: в 12 томах. Т. IV. М., 1992. С. 56.
. Отнесение этого события к периоду правления Хакона V позволяет предположить, что речь идет о северном побережье Кольского полуострова, которое Норвегия в то время активно оспаривала у новгородцев [28] См.: История Норвегии. М., 1980. С. 157.
. В 1382 г. во время нашествия Тохтамыша на Москву Дмитрий Донской спасается бегством в Переяславль, а затем Кострому; в 1408 г. этим же маршрутом вынужден был уходить от отрядов хана Едигея великий князь Василий Дмитриевич и его семья [29] См. подробное описание этих эпизодов в: Соловьев С.М. Сочинения. История России с древнейших времен. Кн. II. Т. 3–4. М., 1988. С. 279, 361–362.
. А в 1480 г., при подходе золотоордынского хана Ахмата к Угре, ситуация столетней давности была близка к повторению: сам еще склоняясь к тому, чтобы остаться в осаде в Москве, Иван III заблаговременно отсылает свою жену, «римлянку» Софью, вместе с казной в Белоозеро, «давши наказ ехать далее к морю и океану, если хан перейдет Оку и Москва будет взята». По-видимому, с этого времени, как о том свидетельствует духовная Ивана III, часть великокняжеской казны стала храниться «на Белоозере и на Вологде» [30] Соловьев С.М. Сочинения. Кн. III. Т. 5–6. М., 1989. С. 75, 143.
. Весной 1571 г. при опустошительном набеге крымского хана Девлет-Гирея на Москву Иван Грозный спасался бегством в Александровскую слободу, а оттуда в Ростов. По сообщению «Вологодского Летописца», когда Москва была сожжена, Иван Грозный «был тогда на Вологде и помышляше в Поморския страны, и того ради строены лодьи и другия суды многия к путному шествию» [31] ПСРЛ. Устюжские и вологодские летописи XVI–XVIII вв. Т. 37. Л., 1982. С. 195.
. Поразительное, наблюдаемое от века к веку, совпадение общего северного вектора этих оборонительных отступлений позволяет видеть в нем проявление геополитической структурированности процесса территориального роста России.
Читать дальше