Владимир Филиппов - Русь против половцев

Вот такой был расклад.

Мало того что половцы намяли им бока, так теперь Ярославичи потеряли Киев: отец перевернулся бы в гробу, зная, что правит там человек, ещё совсем недавно сидевший у них под замком! Будь на то воля Святослава, то Всеслава Чародея, пленённого им на Немиге, уже не было бы в живых. Чародей он или нет, только от остро наточенного кинжала в бок, направленного умелой рукой его никакое чародейство не спасло бы. Но Изяслав со своими странными понятиями о чести и власти, чистоплюйством и привычкой всё делать наполовину не дал довести дело до конца, остановившись на промежуточном варианте и засадив Всеслава в темницу в Киеве. Теперь расхлёбывает, да только вот не ему одному придётся это делать!

Сейчас Святослав Ярославич был старшим князем во всей земле, и он должен был подать пример. И ежели он будет мерзок, подл и слаб, то от него окончательно погибнет земля! То, что происходит сейчас, если не остановить, нанесёт непоправимый урон престижу русских князей, и половцы, как и все другие степные стервятники, уважавшие только силу, повадятся сюда беспрестанно. Этого допустить нельзя! Уж лучше сложить голову в бою. Может, кто и испугался страшных половцев, но не он. Пусть они его боятся. Пусть на деле узнают, что значит русский меч, а то совсем уже распустились, чуя безнаказанность и удачу. Время неумолимо, оно уже зовёт его сесть в седло и требует и торопит. Вступите, князья, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, молит народ. И он, князь Черниговский, ответит на его молитвы!!! Он ещё покажет себя! За овчину и лапоть, за копоть лучины в жалкой крестьянской лачуге, за испуганную, стеснённую в тёмных хлевах скотину, в конце концов, за девичьи невинные слёзы, за мирный сон крестьянских детей, за тёплый каравай хлеба, он должен вывести войска в поле!

Святослав решил сам, в одиночку разобраться с проблемой. В этих непростых условиях обнажилась его истинная стальная натура.

Для Святослава Ярославича победные традиции его предков были не пустым звуком, а его вера в себя была беспредельной. Не смущаясь тем, что у половецкой орды было четырёхкратное превосходство в людях, он готовился дать решительный бой. К тому же, если присмотреться, то иного выхода у него и не было. Враги попросту припёрли Святослава к стенке. Договориться миром с половцами не представлялось возможности. Степные разбойники чувствовали себя победителями, хозяевами, никого не опасаясь. Договариваться с разбитыми врагами, разбежавшимися по городам и попрятавшимися за их стены, не собирались. Оставалось лишь отрезвить их.

Святослав решил рисковать. Его подвиг вошёл в историю.

Октябрь уже дышал своим особенным хладом. Когда морось нежданно и неотвратимо медленно ползет за воротник, щекоча и пугая долгим расставанием с теплом жилья. Когда густые сумерки осенней ночи несут лишь мерзкий морок да холодную сырость. Когда пляшущий свет факелов во дворе тщетно пытается разогнать плотную сырую мглу. Темень.

Перед выходом на рать князь долго не мог уснуть. С тревогой и возбуждением он ожидал утра. Дело предстояло смертельно опасное: даже в случае удачного исхода многие удалые витязи не вернутся домой.

Странные мысли шевелились у него в мозгу. Думы одолевали его, мучили, беспокоили, отгоняя сон, путались, скакали, мешались в голове, не давая покоя. Глаза были дремотно полузакрыты, но мозг отказывался повиноваться, неутомимо подсовывая вопрос за вопросом. От себя не утаишь, что на сердце, что в душе, что в голове. Нет от себя никаких тайн-секретов. Как ни бесстрашен бывает человек, но он никогда не будет равнодушен к мысли, что, возможно, его ожидает близкая смерть, пусть и славная, среди лязга мечей и свиста стрел.

Вот он едет драться за люд черниговский. Надобно ли то ему? В силу ли? Хотя за разбойное нападение степнякам и отплатить бы не грех, но как? Чем ему остановить чумную орду? «Ноне мало ратных в городе! – ныли некоторые бояре, наводя тоску. – Побьют всех, как обороняться будем? Больно смел ты, князь!»

Сила надобна князю, тем паче желающему стать великим, сила. Без неё никуда. Без силы, земной, телесной, и дух ветшает.

Сейчас он один, наедине сам с собою, его собеседник – лишь свеча, на которой шапкой повис нагар и которой хватает лишь изредка озарить лики святых на иконе.

Эх, где твоя слава, Русь? Где величие твое, Родина? Сможет ли он вернуть добытое предками?

Мысли туго ворочались в голове. Он уснул только под утро, неожиданно крепко, не видя снов! Однако когда острые солнечные лучи заполнили своим светом терем, князь проснулся бодрым, вскочил с постели, упругий, словно распрямившийся лук. Сам, чуя внутреннее ликованье, надел платье, запоясался золотым княжеским поясом, расчесал кудри. Теперь он был готов и в сечу, и в ярость гнева. Утро развеяло светом все его сомненья, наступило время действий. Сейчас он без всяких сомнений и колебаний готов был идти на смерть ради убеждений своих, ради своей земли, ради своего народа, ради своей чести! А померяться силой с пришлыми, которые совсем распустились, ему и самому любо.