Максим Велецкий - Маргиналии. Выпуск первый

Начнем с первой категории. Исократ обращается не к гражданскому (полисному), а именно к национальному чувству – союзники, о которых он говорит в начале нашей цитаты – это ионийские (малоазийские) греки, попавшие под персидскую оккупацию. Он говорит о необходимости освободить ионийцев только потому, что они тоже греки.

К слову. Меня несколько удивляют некоторые националисты, которые свято верят в то, что нации появились только в эпоху Модерна, а до этого национальная солидарность отсутствовала или, в крайнем случае, была вторична в отношении сословной солидарности. Мол, нация и сопутствующий ей национализм – это продукт распада феодальной системы. В случае Западной Европы это так – но слабая выраженность национального самосознания западных народов не имеет универсального характера. И древние греки это подтверждают. Ведь несмотря на то, что Эллады как государства не существовало, а полисы сильно отличались друг от друга – идея о греческой ирреденте, о панэллинском единстве (поверх государственных, то есть полисных, границ) является общим местом тогдашних текстов. Вот Исократ говорит об ионийцах как о своих не потому, что они его сограждане или товарищи по сословию – нет, потому что они соплеменники . И его мечта – сделать их соотечественниками .

Итак, первая целевая аудитория речи – греческие националисты. Причем Исократ стремится вызвать не только жалость к завоеванным ионийцам, но и ненависть к персам. Для этого он совершает простейший прием – дегуманизацию врага:

«Не могут люди, выросшие в рабстве и никогда не знавшие свободы, доблестно сражаться и побеждать. Откуда взяться хорошему полководцу или храброму воину из нестройной толпы непривычной к опасностям, неспособной к войне, зато к рабству приученной как нельзя лучше. Даже знатнейшие их вельможи не имеют понятия о достоинстве и чести; унижая одних и пресмыкаясь перед другими, они губят природные свой задатки; изнеженные телом и трусливые душой, каждый день во дворце они соревнуются в раболепии <���…>».

Важно отметить, что оба эти приема особенно эффективны тогда, когда идут в связке: мы склонны думать, что сострадание и презрение, любовь и ненависть, гуманизм и антигуманность противоположны. Формально – да, но в реальности между ними существует некоторая диалектика: возбуждение ненависти особенно эффективно тогда, когда сопровождается возбуждением жалости. Потому на милитаристских плакатах нередко изображены несчастные жертвы агрессора – скажем, заплаканная девочка взывает о помощи – и сердца агитируемых вскипают яростью. Эта ярость – обратная сторона сострадания.

Исократ понял это еще тогда – жалость к соплеменникам должна сочетаться с ненавистью к инородцам, ведь иначе не всем может быть очевидно, почему нужно воевать за первых против вторых.

Но на одном национал-идеализме организовать завоевательный поход трудно – люди возвышенного склада ума всегда составляют меньшинство. Потому оратор впервые за всю речь в этом отрывке как бы между делом говорит о выгоде (« отнять у варваров богатства ») и безопасности ([война] «похожая больше на легкую прогулку, чем на поход ») всего мероприятия. То есть, риск, мол, маленький, а выгода огромная.

Несмотря на то, что чаемый Исократом блицкриг не состоялся, его тактика была абсолютно верна – более того, сами Афины были устроены так, что граждане были максимально мотивированы и на оборонительные, и на завоевательные войны:

«Полноправный гражданин должен был обладать земельным наделом. Человек был собственником земли постольку, поскольку он являлся гражданином – и наоборот. Эти два статуса были, как правило, неотъемлемы друг от друга, обусловливали друг друга. Иными словами, индивид лично свободный, но не входивший в число граждан, не мог получить в собственность земельный надел. С другой стороны, гражданская община наделяла такими наделами всех своих членов (а при необходимости могла и отобрать участок). Таким образом, именно эта община, весь коллектив граждан полиса выступал как верховный собственник всей полисной земли». (Суриков, [АИ 6]).

Таким образом город жестко прикреплял граждан к территории – любая война была лично выгодна каждому ее члену. Полноправные граждане полиса в совокупности составляли почти всю его территорию, то есть являлись не только его жителями, но и пайщиками закрытого акционерного общества «Афины». В случае оборонительной войны гражданин защищал не (только) абстрактную «родину», но и свой пакет акций. В случае наступательной войны он мог увеличить этот пакет – так город мотивировал и идеалистов, и эгоистов, потому что воевать чисто за идею способны далеко не все. Эта модель очень хороша – она минимизирует риск массового дезертирства. Да и вообще, является отличной профилактикой аполитизма, ведь последний чаще всего появляется вследствие отчуждения граждан от государства. А вот греки впервые поняли важность слияния частного и общего интереса и реализовали его на законодательном уровне – об этом писал тот же И. Е. Суриков: