Текелински - Действительность. Том 2

Я, как всякий «субъект-наблюдатель», смотрю на «Гениальное» со своей точки зрения, со своей высоты, и оцениваю его мощь, исходя из собственных представлений и оценок. С моей точки зрения у этого явления, как, впрочем, у иных явлений, есть оборотная сторона, – своё «кривое зеркало». Когда в силу восторженности, мы создаём себе кумира, называя его гением, мы разгоняем локомотив своего сознания до скоростей, вызывающих эйфорию. А вместе с тем и разогреваем субстанцию своих оценок, до температур, при которых холодность всякого суждения просто исключается. Где каждая минута становится несколько длиннее, а мир вокруг, несколько прекраснее. И на крыльях этой эйфории, в нашем сознании, все внешние формы вырастают, всякая гармония превращается в сверхгармонию. Наша душа кричит и ликует возбуждённая любовью, а подчас, и гиперлюбовью, придавая внешним объектам познания гипертрофированные формы. Всё что, так или иначе, попадает в её поле зрения становиться «гениальным». И часто на этой почве «гениальным» становиться то, что таковым не является даже с точки зрения посредственного разумения обывателя. Я уж не говорю о коллегиальных оценках, в которых вообще всё растворяется, и превращается в удобоваримую кашу.

Другой причиной несоответствия всех тех явлений, увешанных регалиями, с твоими оценками настоящего достоинства обусловлено тем, что абсолютных критериев оценки «гениальности», не существует. То есть, на этом поле нет законов, опираясь на которые, ты мог бы сделать заключение. В метафизике идеального , вообще нет абсолютных критериев оценки, ибо нет абсолютно достоверных форм, и истинных начал. Здесь ничего не укореняется, не превращается в пилон или консоль, ничего не дубеет, и не покрывается корой. Здесь нет той классической полезности, главной меры суждения для «рационально-аналитического разумения». Здесь нет, и не может быть ничего по-настоящему истинного, с точки зрения «рационально-аналитического разума», который только и способен оценивать всё в критериях полезности или вредности, ибо только он располагает инструментами для подобных оценок. А это значит, что в свою очередь, с точки зрения противоречащего «идеального разума», для которого оценкой служит лишь гармония и полифония образа, здесь нет и быть не может ничего ошибочного, и всё что, так или иначе, растёт на этом поле, – истинно. Ну а гениально оно или посредственно, это уже вопрос с одной стороны, выложенных хреод-критериев «рационально-аналитического разумения» , с другой стороны, критериев оценки общей полифонии и гармоничности оцениваемого идеальным сознанием, явления. И если оценки «идеального сознания» всегда находятся на своём поле, то «рационально-аналитическое» часто заходит на чужое поле. И в силу того, что все оценки «рационально-аналитического разума» строятся так или иначе на сравнении, то заходя в область идеального , он часто попадает впросак, и обманывает сам себя, что в действительности способен оценивать тот или иной объект познания, либо возникающее пред ним явление или образ. Ибо на самом деле, здесь не с чем сравнивать. Ведь «Гениальное», по-настоящему «Гениальное» – не сопоставимо и несравнимо ни с чем. Оно вне каких-либо критериев оценки «рационально-аналитического суждения».

Если провести некую параллель физики и метафизики, то примером в метафорическом образе подобного достоинства в классической физике мироздания обладает так называемая «Чёрная дыра». Мы не в состоянии её оценить, мы не знаем, что она – есть, ибо её не с чем сравнить. Так всякое по истине «гениальное» выходит за рамки возможности какого-либо сравнения. А значит и выпадает из поля возможности суждения для «рационально-аналитического разума». Мы знаем, что оно есть, но что оно, осмысление его начала, нам – недоступно. Чем не благодатная почва для всякого рода спекуляций.

Далее, обращаясь опять к социуму. В нашем социуме по-настоящему «гениальное», как правило, поначалу все принимают за недоразумение, вздор и полный бред. И это как раз связано с тем, что «гений» создаёт до сих пор не существующее, совершенно новое невиданное здание, с новой, невиданной кривизной зеркал, окружающих фасад. И автор, пытающийся поведать, рассказать об этом новом невиданном мире, неминуемо воспринимается как умалишённый. Так бы, наверное, восприняли рассказ рыбы, если бы она умела говорить, которая миллионы лет назад вернувшись с суши, рассказала бы своим соплеменникам о том, что видела там, в заграничной действительности. И эти соплеменники как минимум лишили бы её плавников, если бы она ещё и вздумала звать всех на сушу. Они подняли бы её сначала на смех, обвинив в полной бредовости этой идеи, а затем, скорее всего, казнили бы её.