Сергей Нижников - Генезис и развитие метафизической мысли в России

Несколько лет проведя на православном Востоке, Нил Сорский (ок. 1433–1508) по возвращении основал скит близ Кирилло-Белозерского монастыря и стал духовным вождем нестяжателей , полемизировавших с иосифлянами по поводу монастырского землевладения. Как идеолог нестяжателей, он считал, что монахи должны жить своим трудом, а главным их занятием является духовное самосовершенствование, стремление к моральной чистоте. Нил Сорский оказал огромное воздействие на русскую духовную культуру.

Сергий Радонежский

Андрей Рублев расписывает Спасский собор Андроникова монастыря

Феофан Грек

Максим Грек

Г. Флоровский так характеризует преп. Нила: он «был прежде всего безмолвником, не имел потребности говорить и учить». «Он не был ни мыслителем, ни писателем, ни богословом. В историю он входит, однако, именно как “старец” или учитель… в духовной жизни». Однако «если у Нила мало “своего” в отличие от общепринятой духовной традиции, то все у него самостоятельное. Он живет отеческой традицией, она жива и оживает в нем». Если его творчество чем и отличается от традиции, то лишь несколько более резким обозначением нравственных мотивов и слабее умозрительных [30] Флоровский Г. Пути русского богословия. С. 17–19, 21. . Он выдвигал на первый план значение личности.

Принадлежащими Нилу считают монастырский «Устав», «Предание», «Завещание» и послания. Он также был переводчиком с древнегреческого многих сочинений восточнохристианских отшельников. Высокий и глубокий уровень его мышления объясняется знанием патристической литературы. Продолжая афонских исихастов, он учил о «мысленной брани», которую постоянно должен вести каждый христианин. В « Уставе» он проводит тонкий психологический анализ возникновения страстей в душе человека, выделяя пять стадий: «прилог», «сочетание», «сложение» и «пленение» как подчинение уже внедрившемуся в сознание образу или мысли. Пленение переходит в страсть, когда человек полностью оказывается рабом своего состояния. Цель иноческих стремлений Нила Сорского – не умерщвление плоти, а обόжение; почва монашеских подвигов – не столько плоть инока, сколько его мысль и сердце.

В « Предании о жительстве скитском» преп. Нила присутствует личный дух подвижника, просвещенный высшей истиной и закаленный в отшельнической жизни. Иосифляне же лишь собирают и строят, но не творят и создают. Не дорожили они и византийской традицией, а потому и местная не была для них освящена временем и оттого случайна. Флоровский даже считает, что победа иосифлян «означала прежде всего перерыв или замыкание византийской традиции». Заволжское же движение было живым и органическим продолжением, а не только отражением духовно-созерцательного движения на юге в XIV веке. Именно в среде заволжских старцев происходит возрождение созерцательного монашества и опыта аскезы. Это поиск безмолвия и тишины, начинающийся с ухода из мира. Глубоко умозрительно толкование свободы у преп. Нила. Если иосифляне понимали послушание во внешнем смысле, телесными делами, то Нил переносит его внутрь человека. Отсечение «самоволия» происходит именно во внутреннем человеке, а не во внешней дисциплине, которая зачастую сводилась иосифлянами к закабалению человека во внешне регламентированном монастырском уставе. Нил же поучает: «Свяжи себе законы божественных писаний и последуй тем». Отмечая положительные стороны заволжского движения, Флоровский пишет, что оно было несравненной школой духовного бдения. Это был процесс духовного и нравственного сложения христианской личности, творческий путь к созерцанию, аскетико-мистическая подготовка к богословию. В глубинах этого духовного собирания открывалась потребность в богословском осмыслении и развитии. Но и в этом движении «умного делания» Флоровский находит крайность: «Это было не только отречение, но и отрицание», с чем связана и «историческая недейственность Заволжского движения… В миру остались действовать иосифляне».