МеРи Назари - Парни из преисподней

– Здравствуйте. Ручейников Илья Семенович, – представился мужчина. – работник Следственного комитета города Москвы. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь с удостоверением.

– Здравствуйте. Нет нужды… Я вам верю. Очень приятно. Христина Анатольевна Золотарева, заведующая почтовым отделением.

Илья протянул ей письмо.

– Я прибыл по этому заявлению – по факту пропаж людей в селе.

По опущенному взгляду следователь заметил смущение хозяйки заведения.

– Я лишь распечатала письмо на почтовом принтере и собрала подписи, – стала оправдываться она. – Все по просьбе господина Жеребова. Потому что он за главного сейчас. А я..я сейчас, пожалуй, единственный оседлый житель в селе.

– Вот как?..Хм… Ну, неважно. В любом случае сначала я должен переговорить с администрацией. Я правильно понял, что господин Роберт Алексеевич болен, а господин Теодор Иванович замещает его?

– Да. Глава администрации Жернов болеет с 2016 года, и он…очень добр.

– Покуда господин Жеребов не вернулся со стойбища, – сказал следователь, – я решил зайти к вам на огонек.

– Добро пожаловать, – поспешила ответить начальница. – Пожалуйста, располагайтесь!

Гость скинул доху и присел за журнальный столик с самоваром. Скоро он отхлебывал пахучий, заваренный лесной земляникой, чай.

В перерывах между глотками Илья достал из мешка пачку документов, покопался в них, достал фотографию и, обращаясь Христине Анатольевне официально, спросил:

– Итак, госпожа Золоторева, пока отсутствует господин Жеребов, до рассмотрения общего вопроса могу ли я переговорить с вами как со свидетельницей по делу, из-за которого, собственно, я и преодолел немалое расстояние?

Госпожа Золотарева с трудом удержалась от реверанса в ответ на столь церемонное обращение.

– Разумеется. Я в вашем распоряжении.

– Известен вам этот человек?

Следователь показал фото.

– Кто ж его не знает? Это ж…

– Гражданка Золотарева, – сухо предостерег собеседник, – давайте с вами условимся не говорить о том, что вам не известно наверняка, а будем говорить о том, что доподлинно известно. Понимаете разницу?

Гражданка кивнула, сделав такое движение головой, словно ей пришлось проглотить язык.

– Я так понимаю, вы встречали здесь этого человека? Будем называть его «приезжим».

– Пожалуйста, как вам будет угодно, – молодая женщина не смогла сдержать улыбки, несмотря на старание. – У нас всех неместных так называют.

– Так вы его встречали?

– Да. Он заходил на почту.

– Были ль приезжему письма из Москвы?

– Вчера одно было.

– Заказное?. Он получил его под расписку?

– Как же иначе? На то есть почтовый регламент.

– Покажите, если не затруднительно, формуляр с подписью.

– Пожалуйста.

Заведующая подала следователю учетную книгу.

– Вам запомнилось что-то при общении?.. Удивил ли чем приезжий?

– Да он весь удивительный! – живо отреагировала молодая женщина, которой, видимо, в тягость была официальная рутина. – У него любое слово не такое, как у всех. Мнение обо всем свое, а не как в телевизоре… – она виновато взглянула в строгие глаза следователя и резко «скукожила» ответ. – Ой, простите…Сама не знаю, какие такие особенные…особенности. Ну, валенки у него вместо унт. Да-да. Я, представляете, первый раз видела валенки не на картинке из детских сказок, а прямо на ногах! Ещё…ещё он задавал странные вопросы.

– Какие?

– Ну…спросил меня, как устроен мозг…например.

– Ваш?

– Вот и я спрашиваю. – Лицо девушки беспрестанно по поводу и без повода озарялось белозубой улыбкой. – «Мой?» А он отвечает: «Нет, вообще. Человеческий». Я удивилась. Мне казалось, что в Кремле… простите больше не буду… всё, что надо, о человеке знают, а не то чтоб сюда прямо ехать. Он сказал, что нет. «Нельзя, – сказал, – сидеть в Кремле и знать все на три тысячи километров. Великие эмиры Востока, – сказал, – и русский царь Александр l в их числе, в первую очередь, – переодевались в лохмотья и скитались каждый по своей стране. Только при таком отношении к своим обязанностям возможен порядок. Ничего тут такого нет. Александр Македонский, не стесняясь, разговаривал с бомжом Диогеном. Вот как я сейчас с вами разговариваю». «Но я не бомж», – возразила я. Он посмотрел на меня так…ну…внимательно. «Бомж или нет – это состояние духа, – ответил он, – а «Диоген» тем более. Я хотел бы быть Диогеном. Вот потому я и здесь. Я хотел бы быть эмиром. Но страна, как древний и неповоротливый ящер. Мы с вами знаем эту песню. И я вместе с ней заявляю: тупик. А все оттого, что превратила она себя в свалку. Точней, мы ее превратили. А тут у нас в Сибири масса возможностей, и есть место, чтобы произвести очистку…и…»– приезжий не договорил, а я спросила: «Вы хотите у нас устроить здесь свалку? Но разве людям и зверям, которые здесь живут, безразлична чистота?» Он посмотрел снова на меня так…и сказал: «Вот почему я интересуюсь устройством человеческого мозга. Почему он заводит самого себя в тупик, вместо очевидного выхода? Ответ где-то рядом».