Сара Драй - Воды мира. Как были разгаданы тайны океанов, атмосферы, ледников и климата нашей планеты

Участники конференции сошлись во мнении по ряду фундаментальных вопросов. Во-первых, в том, что вопрос о влиянии климата очень сложен и многомерен. Разные человеческие культуры в разные времена и в разных местах очень по-разному реагировали на изменения климата. Никто больше не высказывал сомнительных идей в духе климатического детерминизма, который в начале XX в. с такой убежденностью продвигал Элсуорт Хантингтон. Во-вторых, стало очевидно, что человечеству необходимо гораздо лучше изучить природу климатических изменений, чтобы подготовиться к будущему. Вместе с тем на конференции ни словом не упоминалось о возможном антропогенном влиянии на климат. Стрелка влияния, казалось, однозначно указывала со стороны климата на человека даже несмотря на то, что ученые подчеркивали непредвиденный характер этого влияния. Такое положение дел в научном мире продлилось недолго: на фоне растущих массивов данных, свидетельствовавших о росте уровня антропогенного СО 2в атмосфере и повышении глобальных температур, было все труднее игнорировать стрелку влияния, направленную от людей в сторону климата. Но в 1979 г. на это влияние еще можно было закрывать глаза.

Летопись ледяных кернов породила потребность в преодолении коммуникативного барьера, который традиционно разделял эти две научные культуры. «"Климат и история" как область исследований находится на стыке множества дисциплин, – заявляли редакторы материалов конференции, – и прогресс в этой области требует тесного междисциплинарного сотрудничества». История здесь была многозначным термином. «Наш подход, – с долей лукавства объясняли редакторы, – состоит в простом изучении истории самого климата, попытке воссоздать картину климатических изменений и колебаний за прошедшие века и тысячелетия» [372] T. M. L. Wigley, M. J. Ingram, and G. Farmer, eds., Climate and History: Studies in Past Climates and Their Impact on Man (Cambridge: Cambridge University Press, 1985), 4. . История климата в этом смысле могла рассматриваться и, как правило, рассматривалась как сугубо естественнонаучный предмет (за исключением, как отмечали редакторы, работы некоторых историков во главе с Ле Руа Ладюри, занимавшихся вопросом влияния климата на историю человечества).

Заявляя о естественнонаучной природе истории климата как чем-то очевидном, редакторы считали это прописной истиной. Но утверждения об очевидности часто оказываются сомнительными. При ближайшем рассмотрении становится ясно как раз обратное, а именно то, что в исторической природе климата, какой ее представляли эти исследователи XX в., не было ничего естественного. Она была продуктом своей собственной дисциплинарной истории, таким же несамоочевидным, как любой продукт человеческой деятельности.

В конце XVIII в. геологи, такие как Чарльз Лайель и Джеймс Хаттон, открыли «глубокое время» Земли. Но, как убедительно доказывает Мартин Рудвик, еще более значимым, чем открытие «глубокого времени», стало одновременное формирование нового способа мышления, новой формы исторического сознания, которую Рудвик называет «глубокой историей» Земли. Гораздо более важным для понимания планеты, чем просто понимание ее давней истории (которую геолог Джеймс Хаттон поэтически охарактеризовал как «не имеющее следов начала и видимости конца»), оказалось новое осознание «историчности природы» [373] Rudwick, Earth's Deep History , 4. . Библия с ее сложными, полными неожиданных поворотов историями предоставила первым геологам готовую модель понимания того, как протекают изменения во времени. Из Священного писания они позаимствовали основополагающее предположение: геологическая история Земли разворачивалась как череда определяемых конкретными условиями событий, и по своей природе это было гораздо ближе к истории человечества, чем к тому, что происходит в мире небесной механики, описанном Исааком Ньютоном [374] Ibid. . Заимствование библейской исторической модели произошло отнюдь не случайно. Этот тип мышления, согласно которому в любой из моментов события могли повернуться совершенно иначе, был, как утверждает Рудвик, «намеренно и осознанно перенесен на мир природы» из мира человеческой культуры и истории. Среди прочего Рудвик опровергает общепринятое представление о конфликте между наукой и религией. Понимание Священного писания, по его словам, не только не препятствовало открытию «глубокой истории» планеты, но и «положительно способствовало ему». Тогда как редакторы сборника материалов конференции 1979 г. свели историчность климата к самоочевидности (к «простому изучению истории самого климата»), геология родилась как историческая наука в гораздо более широком и значимом смысле. С момента своего рождения она была наукой, сознательно построенной на модели самой человеческой из всех историй – библейской.