Коллектив авторов - Мир Калевалы

Непорочная Марьятта жарким пламенем объята,
И поди-ка объясни-ка, где, когда и почему
У красавицы Марьятты не задерживались сваты,
Но зачем тогда Марьятта баньку просит на дому?

Ах ты, ягода-брусника, по размеру невелика,
Отчего же ты смутила душу ясную ее?
Ишь, распрыгалась какая, взор прекрасной привлекая
И, заботы накликая, изменила бытие!

Разозлились люди сами: не дают Марьятте бани,
Обвиняют деву зряшно за брусничкины грехи.
Темный хлев в лесу сосновом показался домом новым,
Ей лошадка надышала, отдохнувши от сохи.

Кто бы знал тогда на сходе, что при всем честном народе
Двухнедельный вдруг младенец рунопевцу даст отвод
За его слова иные и деяния былые:
Вяйнемёйнен посрамленный в челне новом уплывет.

Ах ты, ягода-брусника, что наделала, скажи-ка?
Ведь на этом Калевала прекратила свой разбег.
Сохранилась только малость – чудо-кантеле осталось,
Лишь серебряные струны, песня звонкая – навек.

Мне пришло одно желанье,
Я одну задумал думу
Быть готовым к песнопению

На хуторе финском, вся покалечена,
с черной безлиственной головой
прячет плоды свои яблоня-женщина
в хрупкой единственной ветке живой

Все мы пребудем в объятиях осени…
Пусть посмеется судьба надо мной,
только бы люди меня не забросили
так же, как яблоню с веткой одной…

Жизнь далекая наших пращуров,
Голод, холод и нищета.
Темнота вековая, давящая —
словно каменная плита.

Стужа злая. Декабрь безжалостный.
Вьюга зверем в ночи ревет.
Дети стихли – им не до шалостей.
Неулыбчив девичий рот.

И мужчины сидят в молчании,
грустно головы опустив.
Жены начали причитания —
замогильный плывет мотив.

И послушав их плач украдкою,
обратился певец ко всем:
«Жизнь без хлеба, конечно, не сладкая.
Без надежды – не жизнь совсем.

Плач – для слабых лишь утешение,
а для сильных опора – песнь.
Так начнем же, мой друг, песнопение.
Хлеба нет, ну а песня есть!»

Сели друг против друга. За руки
Взялись крепко – ладонь в ладонь.
Принялись как за дело жаркое,
чтобы в душах разжечь огонь.

О былинном далеком времени
повели они сказа нить
и о силе той, что от бремени
может каждого освободить.

Они пели про Сампо волшебное —
О людской вековечной мечте.
В пору темную, время бесхлебное
стали нужными песни те.

Силой слов, что от предков вызнали,
тайной песенною опять
из скалы они солнце вызвали
и заставили вновь сиять.

Снова грянули в избы угрюмые
солнца радостные лучи,
и воспрянули духом юные,
старцы ожили на печи.

Вместе с верой, как солнце ясное,
Снова в душах воскресли сны.
Нет поэтому песен прекраснее
тех, что в зимних ночах рождены.

Есть отель на Лённроткату
В славном Хельсинки столичном,
Лённротхотел. Небогато,
Но встречали нас отлично.

Видно, хитрый Вяйнемёйнен
Колдовал над одеялом,
И хотелось быть достойным
Мудрым рунам Калевалы.

И пропало быта бремя
В размышленьях о высоком,
Но потом настало время
Возвращаться в Терийоки.

Тут, недоуменно глядя,
Скажет школьник из-за парты:
«Нет такого – слышишь, дядя, —
Больше имени на карте!»

Сколько судеб, словно доски,
Пережгла войны зарница…
Хорошо, хоть в Лангинкоски
Дача царская хранится.

Да и кантеле по свету
До сих пор поют задорно,
И, наверно, Сампо где-то
Жерновами мелет зерна.