Коллектив авторов - Мир Калевалы

Лет пять назад один центральный телевизионный канал обратился с просьбой помочь в создании передачи, посвященной нашим местам. Надо было кому-то рассказать и показать телевизионщикам все, чем богата наша земля, рассказать об исторических событиях, произошедших на территории Запорожской волости, про войну Финскую и про Отечественную. Все это мы сделали, все сняли, осталась Параскева Степанова. Ребята заинтересовались и решили снять все, что можно, все, что осталось от присутствия на земле этой славной женщины. На нее мы ухлопали полдня, я заливался соловьем, рассказывал про пороги и про то, как женщина таскала баржи через него в процессе добывания пропитания. Куда она ходила молиться и где стоял ее домишко. Как трудна была вся ее жизнь и как она при всем этом пела. И как она попала с берегов Тайпалеенйоки в списки Всемирного богатства ЮНЕСКО. И стал ждать выхода передачи. Позвонил редакторам и ведущим по поводу задержки выхода передачи и услышал интересную вещь.

Когда материал был смонтирован и готов к выходу, его представили на утверждение тому, кому представляют на утверждение. После чего последовал резонный вопрос к создателям: «Как будут смотреть эту передачу и кто именно за пределами Ленинградской области о человеке, про которого само это важное лицо никакого понятия не имеет?» Так кто она, эта Ларин Параске?

Вот, теперь то, о чем я вас и предупреждал. Что думаю я по этому поводу? Кто такая певица Жасмин? А это Сара Семендуева. А Ленин – это Володя Ульянов, а Сталин – это Иосиф Джугашвили. А Максим, а Валерия, а Натали, а половина остальных, – это кто? Вот и Ларин Параске – это Прасковья Степанова. Родилась-то она, вообще-то, в семье Татьяны Васильевны Степановой и Никиты Никитича Никитина. И поначалу была действительно Никитиной. Но три четверти жизни прожила и умерла Степановой.

Родословная любой семьи в России, если у нее нет биографа, дело безнадежное начиная с третьего колена. Ни один пролетарий, ни один представитель трудового крестьянства не представляет, кем были и чем занимались родители его дедушки и бабушки. Хоть по отцовской, хоть по материнской линии. Хотя бывают исключения, но чаще на уровне преданий. Но про семью Прасковьи кое-что наискали ее ценители и исследователи ее творчества. И про деревню ее, что была на русской стороне границы. И во времена, что были до Якоба Делагарди, эта часть Карельского перешейка всегда была в русском подданстве. Поэтому Параска православная, о чем не часто любят вспоминать финны и сегодня.

Рядом с погостом Лемпаала (Лемболово) была ижор-ская деревенька Мякиенкюля (что-то вроде «Горная»). Название это закрепилось за ней с середины восемнадцатого века, в царствие Елизаветы Петровны. В деревне той стоял бедненький домишко Игнаттало (жилье Игната). У финнов в старину практически все жилые строения имели свои индивидуальные названия. Поэтому не надо пытаться искать какую-нибудь Маттилу на картах даже волостных. В одной деревне могли жить по пять Матвеев, и у каждого была своя «Маттила». А у Игната была Игнатала (тало – строение, жилой дом). А Игнат тот был дедушкой отца Ларин Параске. Дедушку звали Микиитта Игнаска (Никита Игнатьевич), а бабушку – Оксения.

В Старой Финляндии, той, что отвоевал у шведов Петр, крепостного права не было, а в пяти километрах от ее административной границы с Империей оно было в полном объеме. Граница как раз шла по ручейку, что тек недалеко от железнодорожной станции Лемболово, здравствует он и по сегодняшний день. И крепостным помещиком, кому принадлежала семья Никиты Никитина, был Иван Иванович Кузов. Что это был за субъект, история подробностей не знает, но впечатление от него осталось поганое. Много плачей по этому поводу есть и в песнях самой Па-раски. Да и родня ее много потерпела горя и унижений от его выходок.

Поскольку границы как таковой между Россией и ее частью – Финляндией – практически не было до 1856 года, когда в Финляндии появились свои деньги, то народ шастал в обе стороны, категорически ее игнорируя. Особенно там, где граница проходила по лесам и болотам. Детям природы это было как нельзя кстати, а стражникам было до фонаря, куда идут те крестьяне. Кому помолиться, кому поторговать, кому к родне, кому невесту подыскать, кому рыбки прикупить в Раасули. Кому соли прикупить на русской стороне для засолочных бочек в Раасули или иголок с утюгами для финских рукодельниц. А то пряников да баранок для заигрывания с финскими хуторянками. Ходили в обе стороны без всякого ограничения. И жен себе подбирали как на финской стороне, так и на русской. На финскую сторону женщины шли охотней, потому что там было свободней и легче дышалось. Но при этом надо было иметь средства на выкуп невесты из «крепости». Именно так и случилось с Ларин Параске. Но иногда бывало и наоборот. Любовь-то зла. Шли и на русскую сторону, становясь при этом крепостными по своей воле. Так произошло с матерью рунопевицы.