Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

РИС. 9–5. Прирост доходов, 1988–2008

Источник: Milanović 2016, fig. 1.3

Про глобализацию принято думать, будто она порождает победителей и проигравших; на слоновьей кривой первых мы видим в пиках графика, а вторых – в ложбинах. Оказывается, к победителям можно отнести большую часть человечества. Туловище слона (его тело и голова), куда входит примерно семь десятых мирового населения, соответствует «зарождающемуся глобальному среднему классу», в основном проживающему в Азии. За рассматриваемый период прирост их реального дохода составил от 40 % до 60 %. Ноздри на кончике хобота – это самый состоятельный один процент населения мира, чей доход тоже заметно подскочил. Неплохо обстоят дела и у еще четырех процентов ниже по хоботу. Там, где изгиб хобота провисает почти до самого низа в районе 85-го процентиля, мы видим «проигравших» при глобализации: низший слой среднего класса в богатых странах, который прибавил меньше 10 % реального дохода. Он и стал главным объектом для беспокойства современных противников неравенства – это «обезлюдевший средний класс», избиратели Трампа, те, кого глобализация оставила позади.

Этот самый узнаваемый слон из целого слоновьего стада Милановича служит отличным мнемоническим напоминанием об эффектах глобализации, и потому я не мог не привести его здесь (плюс к тому он неплохо вписывается в один зверинец с верблюдами с рис. 8–3). Однако эта кривая создает впечатление, будто мир более неравен, чем в действительности, – по двум причинам. Во-первых, финансовый кризис 2008 года, не вошедший в рассматриваемый период, странным образом способствовал снижению неравенства в мире. Великая рецессия, отмечает Миланович, на самом деле была рецессией в странах Северной Атлантики. Доходы богатейшего одного процента населения планеты снизились, но доходы рабочих в прочих регионах планеты подскочили (в Китае они выросли в два раза). Через три года после кризиса мы все еще видим на графике слона, но кончик его хобота опущен ниже, а спина теперь выгнута в два раза выше [316] Высокий слон с опущенным хоботом: Milanović 2016, fig. 1.3. Corlett 2016. .

Вторая причина, по которой наш слон не вполне отражает действительность, – это концептуальное заблуждение, характерное для многих дискуссий о неравенстве. Кого конкретно мы имеем в виду, когда говорим о «беднейшей пятой части» или «самом богатом одном проценте» населения? Почти все исследования распределения доходов проводятся на основе того, что экономисты называют анонимными данными: они фиксируют статистические диапазоны, а не реальных людей [317] Анонимные и неанонимные данные: Corlett 2016; Lakner & Milanović 2016. . Предположим, я вам скажу, что возраст среднестатистического американца снизился с тридцати лет в 1950 году до двадцати восьми в 1970-м. Ваша первая мысль будет: «Ого, как это он помолодел на два года?» Однако не забывайте, что «среднестатистический» – это категория, а не конкретный человек. Вы совершаете ту же самую ошибку, когда, прочтя, что «богатейший один процент в 2008 году» имеет доход на 50 % выше, чем «богатейший один процент в 1988-м», приходите к выводу, будто некая группа богатых людей стала еще наполовину богаче. Люди, соответствующие какому-то имущественному критерию, постоянно меняются: кто-то приходит, кто-то уходит, колода тасуется, и вовсе не обязательно, что речь идет об одних и тех же личностях. То же касается и «беднейшей пятой части», и любой другой статистической категории.

Неанонимные или лонгитюдные (то есть собранные на протяжении многих лет) данные в большинстве стран недоступны, поэтому Миланович сосредоточился на наилучшей возможной альтернативе: он отслеживал отдельные квантили в конкретных государствах, чтобы, скажем, бедных жителей Индии 1988 года не сравнивать больше с бедными жителями Ганы 2008-го [318] Квазинеанонимная кривая в виде слона: Lakner & Milanović 2016. . У него снова получилось некое подобие слона, только с более высоким хвостом и тазом, поскольку бедные классы очень многих стран за это время вырвались из крайней бедности. Общий вывод остается прежним: глобализация помогла низшему и среднему классам бедных стран, а также верхушке общества в богатых странах в гораздо большей степени, чем низшему слою среднего класса в богатых странах. Однако разрыв между ними не настолько огромен.

Теперь, когда мы прошлись по истории неравенства и обозначили силы, которые определяют его уровень, мы можем проанализировать утверждение, будто рост неравенства в последние три десятилетия означает, что мир становится хуже – что процветают только богатые, тогда как остальные топчутся на месте или нищают. Богатые определенно увеличили свое благосостояние, и, возможно, больше, чем стоило бы, но касательно всех остальных это утверждение неверно – по ряду причин.