Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Перспективы Второго машинного века основаны еще и на инновациях в самом инновационном процессе. Одна из них – демократизация платформ для изобретательской деятельности вроде интерфейсов программирования приложений (аpplication programming interfaces, API) и 3D-принтеров, способных превратить едва ли не любого пользователя в самоделкина эпохи хай-тека. Другая – появление технофилантропов. Вместо того чтобы, подобно филантропам прошлого, выписывать чеки, оплачивая ими право назвать своим именем концертный зал, они применяют собственные таланты, связи и настойчивость для решения мировых проблем. Третья – расширение экономических возможностей миллиардов людей благодаря смартфонам, онлайн-образованию и микрофинансовым услугам. Среди беднейшего миллиарда жителей планеты найдется не меньше миллиона человек, обладающих IQ гениев. Только представьте, как изменится мир, если на всю катушку использовать мощь их интеллекта!

Сможет ли Второй машинный век вывести экономику мира из застоя? Не обязательно, потому что экономический рост зависит не только от имеющихся технологий, но и от того, насколько эффективно финансовый и человеческий капитал определенной страны задействован в ходе их применения. Даже если технологии применяются в полной мере, экономическую выгоду от них иногда невозможно измерить обычными показателями. Большинство экономистов согласны, что ВНП (или его ближайший родственник, ВВП) – это очень грубый показатель экономического процветания. Его преимущество состоит в том, что его легко измерить, но на самом деле это просто сумма денег, которая переходит из рук в руки в процессе производства товаров и услуг, и она не равна всем выгодам, получаемым людьми. Проблема потребительского излишка, она же парадокс ценности, всегда затрудняла количественную оценку благосостояния (главы 8 и 9), а в современных экономиках этот вопрос стоит еще острее.

Джоэль Мокир отметил:

Совокупные статистические показатели вроде ВВП на душу населения и таких его производных, как факторная производительность… были разработаны для экономики зерна и стали, а не для той, где наиболее динамично развивающимся сектором стала обработка информации и данных. Разработка многих новых товаров и услуг обходится очень дорого, но, как только они созданы, копировать их можно очень дешево или вообще бесплатно. Это значит, что их вклад в измеряемый продукт будет невелик, даже если они оказывают огромное влияние на благосостояние потребителя [998] Mokyr 2014, p. 88; см. также Feldstein 2017; T. Aeppel, “Silicon Valley Doesn’t Believe U. S. Productivity Is Down,” Wall Street Journal, July 16, 2015; K. Kelly, “The Post-Productive Economy,” The Technium, Jan. 1, 2013. .

К примеру, дематериализация жизни, которую мы рассмотрели в главе 10, опровергает мнение, будто жилище 2015 года не сильно изменилось по сравнению с 1965-м. Помимо современных чудес вроде скайпа и потокового видео, колоссальная разница состоит как раз в том, чего мы не видим : многие предметы ушли из нашего быта, потому что планшеты и смартфоны сделали их ненужными. Кроме дематериализации, информационные технологии запустили еще и процесс демонетизации [999] Демонетизация: Diamandis & Kotler 2012. . Многие вещи, за которые люди обычно платили, сегодня, по сути, бесплатны, в том числе частные объявления, новости, энциклопедии, карты, фотокамеры, междугородные звонки и накладные расходы розничной торговли. Люди потребляют больше таких товаров, чем когда-либо, но они теперь вообще не попадают в сумму ВВП.

ВВП не отражает и еще один аспект нашего благосостояния. По мере того как современные общества становятся гуманнее, они выделяют все больше средств на такие формы улучшения условий жизни, которые не могут быть оценены на свободном рынке. Авторы статьи, напечатанной недавно в The Wall Street Journal и посвященной экономической стагнации, заметили, что сегодня все большая доля инновационных усилий направлена на сокращение выбросов в атмосферу, создание более безопасных автомобилей и изобретение лекарств от орфанных заболеваний, от которых страдает максимум 200 000 человек на всю страну [1000] G. Ip, “The Economy’s Hidden Problem: We’re Out of Big Ideas,” Wall Street Journal, Dec. 20, 2016. . Кстати говоря, доля медицины в общем объеме научных разработок увеличилась с 7 % в 1960 году до 25 % в 2007-м. Написавший эту статью финансовый журналист чуть ли не с сожалением замечает:

Лекарства – знак того, как выросла ценность человеческой жизни в богатых обществах… Медицинские исследования вытесняют разработки, которые могли бы привести к появлению более обыденных потребительских товаров. На самом деле… растущая ценность человеческой жизни буквально предопределяет замедление роста в секторе обычных потребительских товаров и услуг, а ведь именно они составляют основу измеряемого ВВП.