Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

«Надзирать за графом Суворовым поручить г. Николеву, который за ним был отправлен, предписывая ему надзирание же чинить наездами» [1730] Там же. .

Награжденный за свою «миссию» в Кобрине чином коллежского советника, Николев, не задумываясь, принял новое малодостойное назначение: получив 15 сентября высочайший приказ, он уже на следующий день выехал из Москвы [1731] ЦГАДА. – Ф. 7, ед. хр. 3038, л. 47. , 20-го был в Боровичах в 6 часов утра и, не медля ни минуты, отправился в Кончанское [1732] Там же. Л. 57. . О своем появлении донес рапортом 22 сентября:

«Сего сентября 20 приехал я в деревню Графа Суворова, в село Кончанское, где нашел живущих Графиню Зубову, сына Графского [1733] Бросается в глаза упоминание Наташи и Аркадия не только без имени, но и вообще без должного почтения, что ярко характеризует личность Николева, мелкого человека, гордящегося доверенной ему властью над людьми, стоящими гораздо выше него в свете и обществе. , племянницу его девицу Раевскую, жену майора Сиона, Господина городничего Вындомского и приехавшего 20 числа из Кобринских Графских деревень управлявшей оными шляхтича Красовского, привезшего к Графу бриллианты и оброчных денег три тысячи рублей [1734] Из этого видно, что Николев еще и потребовал отчета о финансах ссыльного! ; из коих Графиня, молодой Граф, Раевская отправились вчерашнего числа в ночь, в Санкт-Петербург» [1735] ЦГАДА. – Ф. 7, ед. хр. 3038, л. 59. .

Из скоропоспешного отъезда близких, да еще в ночь, можно сделать вывод, что Николев фактически выгнал их из поместья. Результат этой грубости не замедлил сказаться, и в том же рапорте безжалостный надзиратель сообщает:

«И по причине Графинина отъезду много плакал и сказывается больным…» [1736] Там же. Л. 59.

Через месяц, 20 октября, состояние ссыльного улучшилось, но:

«Граф Александр Васильевич находитца здоров, только очень грустит, что не имеет никакого известия от дочери с тех пор, как она отсюда уехала…» [1737] Там же. Л. 86.

И лишь через неделю:

«Сего 24 октября… о Графе Александре Васильевиче честь имею донести… в то же время, получа он от графини дочери письмо, крайне был обрадован» [1738] Там же. Л. 88. .

Итак, лето Суворов прожил согретый любовью своих детей, но осенью с их отъездом он чаще всего чувствовал себя несчастным, казалось, что связь его с внешним миром истончилась до предела. Оттуда на него теперь сыпались только удары злой судьбы и притеснения императора. Приезд надзирателя и спешный отъезд родных настолько поразили его, что дух на мгновение поколебался, и всегдашний победитель, пользуясь тем, что это потрясение совпало с днем рождения Павла I, написал ему короткое письмо, а скорее моление:

«Всемилостивейший Государь!

Ваше Императорское величество с Высокоторжественным днем рождения верноподданейше поздравляю.

Сего числа ко мне Коллежский советник Николев. Великий монарх! Сжальтесь: умилосердитесь над бедным стариком. Простите, ежели в чем согрешил.

Повергая себя в освященнейшим стопам…» [1739] Исторический вестник. – СПб., 1884. – Т. 18. – С. 156–157.

Напрасная мольба и напрасное унижение. Император с особенным удовольствием дает ход многочисленным и весьма вздорным претензиям разных лиц: от казачьих офицеров до польских шляхтичей. Все они заявляют, что понесли из-за Суворова многотысячные убытки, и требуют их возместить, а император, каждый раз не особенно вникая в суть, повелевает взыскать с опального. В довершение всего отторгнутая им супруга предъявляет права на свою долю. Суворов не выдерживает и пишет короткое, но отчаянное письмо зятю, уповая, что тот благодаря тому, что продолжает служить при дворе, сможет ему помочь:

«Граф Николай Александрович!

Я слышу, что Варвара И[вановна] желает жить в моем московском] дому. С сим я согласен, и рождественский мой дом к ее услугам! [1740] Пусть живет в отеческой вотчине! Только Милостивый Государь мой! никаких бы иных претензиев не было, знамо, что я в немощах <���…> 150 000. Боже мой! какая несправедливость…» [1741] Общая сумма претензий троекратно превышала годовой доход полководца.

Но император, тешивший себя тем, что государь он правосудный, никакой несправедливости тут не видел и продолжал разорять осажденного старостью, болезнями и царской немилостью великого человека.

И вот посреди этих ударов злодейской Фортуны, казалось бы, навсегда отворотившей лик свой от несчастного, посреди безмолвия перепуганного света вдруг раздается голос, возвещающий всем слабым духом, что Суворов жив, что сломить его невозможно, что он герой и пример для подражания. Оправдывая имя свое, Г. Р. Державин в оде, обращенной к В. А. Зубову, впавшему в немилость при новом царствовании и в мгновение ока превратившемуся из главнокомандующего победоносной армии в ничто, ставит ему Суворова в пример [1742] Державин Г. Р. Сочинения. – М., 1985. – С. 176–178. .